Лица. Много лиц. И вот одно из них вдруг ошеломило по-настоящему. Молодая женщина с удивительно белой кожей, такой белой, какую и на севере не встретишь, а здесь, в стране загара, это совершенно белое лицо заставило остановиться и замереть. И черты лица очень тонкие, какие бывают только у потомственных аристократов. Это лицо словно было создано для того, чтобы отражать самый возвышенный настрой души. С него, казалось, можно написать Мадонну, но так казалось недолго. В зелёных глазах стояла болотная муть. Тонкие губы кривились удивлённой брезгливостью, как при неожиданной встрече с чем-то крайне неприятным, но не опасным и недостойным внимания. Сиверцев почувствовал, что это выражение на её лице – постоянное. Весь мир, вся жизнь, все люди вызывали у этой женщины удивление и брезгливость. Она держалась так обособленно и отстранённо, словно боялась умереть от отвращения, если к ней кто-нибудь прикоснётся.
Потом он ещё раз встретил её на улице – тонкая и звонкая фигурка в белых одеждах скользила между людьми так, что никто и никогда не смог бы случайно её коснуться – вся её кошачья грация была ориентирована на уклонение, на окружение себя прозрачной, но непроницаемой оболочкой. В этой изумительно женственной фигурке было что-то совершенно не женственное. Не мужское, а скорее бесполое, а потому – нечеловеческое. Сиверцев почувствовал, что это не женщина. Это очень странное существо.
Как-то у себя в комнате около полуночи, уже помолившись перед сном, Сиверцев вспомнил это существо, влекущее и отталкивающее, изысканно-утончённое и отвратительное, презирающее всё живое, а потому вызывающее презрение. Он не хотел о ней думать, но он не мог не думать о ней.
Вдруг в комнату стремительно и бесшумно вошёл Князев, твёрдым шёпотом отчеканивший:
– К бою. При себе иметь пистолет и кинжал. Через две минуты я увижу тебя на крыльце.
***
Лилит испытывала отвращение к родителям. Когда-то очень давно ей казалось, что она очень любит маму и папу, и жить без них не может, и никогда-никогда не расстанется с ними, но это было целую вечность назад, а сейчас ей уже 6 лет и она чувствует себя хорошо, только когда не видит их. Время, проведённое рядом с родителями, казалось ей вычеркнутым из жизни, глупо и бессмысленно потерянным. Суетливая и вечно не к месту смеющаяся мать чуть ли не заставляла Лилит играть в куклы, а ей не нравились эти глупые маленькие человечки. Ей нравились кубики. У кубика ровные грани, и он всегда какого-нибудь одного цвета. А пластмассовые человечки – корявые, безобразные. Ими нельзя любоваться, как она любуется кубиками. А мать навязывала ей кукол, это было невыносимо.
Отец был очень важным, самоуверенным и самодовольным, он работал на какой-то очень серьёзной работе и приносил домой много денег. Мать хвалила его за это, и он очень любил, когда его хвалят. Он хотел, чтобы Лилит тоже его хвалила, а она не хотела. Однажды, он купил ей большую куклу, думал, что дочка будет его за это любить. Она сразу отломала кукле руки, бросила ему под ноги, рассмеялась и убежала. За это отец избил её. Было очень больно, но Лилит ни сколько не удивилась, даже не почувствовала себя обиженной. Отец – отвратительный, чужой, а потому нет ничего странного в том, что он её избил. Мать долго её ругала, а потом успокаивала, а потом плакала. Мать была ещё отвратительнее. Лилит никогда не плакала, даже когда было очень больно.
Однажды она увидела, как отец и мать обнимаются и целуются. Лилит сразу же побежала в туалет – её вырвало. Когда два гадких и противных существа прижимаются друг к другу – это уже совершенно невыносимо. Раньше мать любила обнимать и целовать Лилит, как куклу. Это заставляло её страдать гораздо больше, чем побои отца. Она устранялась от объятий и вообще от прикосновений, мать этого не понимала, обижалась. Однажды она укусила мать за руку, когда та хотела её обнять. Мать дико завизжала, а Лилит опять вырвало – вкус живого человека был омерзителен. С этого дня она не прикасалась ни к одному живому человеку и к себе прикасаться не позволяла. Это было целую вечность назад, ей было тогда 5 лет.
Потом у матери безобразно вырос живот и вскоре у них дома появилось маленькое омерзительное существо. Это существо воняло и верещало. Тогда Лилит поняла, что куклы – не самое худшее, что есть на свете. Наиболее отвратительны дети. Она не хотела, чтобы в мире были дети, ей было противно от мысли, что и сама она – ребёнок, а ей нравилось представлять себя в каком-нибудь совершенно нечеловеческом виде – иногда кубиком, иногда кувшином, а иногда машиной.