Рыцари былого и грядущего. Том II

– Задавай. Разберёмся.

– Какой смысл в смерти Дмитрия? Победа не зависела от его смерти, мы уже выполнили задачу. Зачем Богу потребовалась его смерть? Грех и спрашивать о таком?

– Вопрошать – не грех. Грех думать, что тебе известен ответ. Или, что ответа вовсе не существует, то есть смысла нет. Любое проявление Божьей воли исполнено высшего смысла, который нам недоступен, потому что человеческий разум не может это вместить. Однако, нет греха в том, чтобы сделать некоторые благочестивые предположения. Думаешь, Дмитрию легко было без Родины?

– Он никогда об этом не говорил. Он был человеком изумительно русским, но, вместе с тем… всемирным. Такие люди, воистину – граждане мира, и в этом смысле его ооновский паспорт вполне отражал реальность. Души таких людей, как Дмитрий – безмерны, они не могут принадлежать одной только России, потому что у них есть слово для всего мира.

– Это и значит быть русским. Чем белее русским является человек, тем более он всемирен. Душа русского человека способна вместить в себя весь мир, весь его отразить, освоить, сделать своим. Что не родное для русского человека? Запад – свой, Восток – тоже свой. И юг нам близок, не говоря уже про север. Но эту великую возможность – вместить в себя весь мир – даёт русскому человеку Русь. От нашего источника, от Руси, мы как бы заряжаемся и тогда становимся своими по всему миру. Но оторви русского от Руси навсегда, и он станет, как разряженный аккумулятор – пустой и бесполезный. Дмитрий не растратил до конца своих дней этой энергии Руси, но он невыносимо устал находиться вдали от источника духовной силы. Может быть, он не хотел возвращаться, хотел умереть на Родине? Хорошо ему будет в день Страшного Суда воскреснуть не где-нибудь, а у себя в России.

– Надо же… Не думал об этом… А ведь и правда.

– Ты говоришь, что он был для тебя Русью во плоти. Понимаю. Но теперь у тебя есть друзья на Родине. И не просто друзья, и даже больше, чем единомышленники. Наши «пересветы» – люди, которые чувствуют и понимают жизнь так же, как ты. Теперь у тебя есть Русь – наш общий источник духовной силы. Русь в наше время стала землёй, которая ближе всего к Небу – в этом её сила, в этом её слово, обращённое ко всему миру. Ты скоро уедешь обратно к себе за море, но теперь у тебя есть неразрывная связь с Русью. Дмитрий довёл тебя до этой черты, начиная с которой ты можешь идти самостоятельно. И покинул тебя. Горько терять учителей. Но тебе и самому вскоре уже суждено стать учителем.

– Не думаю, что готов.

– И не думай, что готов. Однако, готовься.

– Если это будет угодно Богу, батюшка, – Андрей просветлел лицом. – Да вот ещё что понять не могу. Он ведь перед смертью сознательно меня отослал, прощаться не захотел. Обидно. Мне было бы очень дорого его последнее напутствие. А он не стал ничего говорить.

– Это просто, Андрюша. Его последнему напутствию ты был бы склонен придавать преувеличенное значение, старался бы в каждом слове находить глубокий смысл и находил бы обязательно то, чего нет. А он был отравлен, ему было трудно в нескольких словах выразить самое главное. Откровенно говоря, и я бы на это не решился. При затухающем сознании брякнешь чего-нибудь не то, а человек потом из твоих слов выведет нечто неполезное. Так-то лучше вышло – теперь вся его жизнь с первого момента вашей встречи до момента прощания и есть его последнее напутствие тебе. Вспоминай его почаще, он ещё многому тебя научит.

Андрей кивнул и благодарно улыбнулся батюшке. Светло улыбнулся.

***

Прошла неделя. Отец Иоанн сказал братьям:

– Вас по-прежнему рано допускать к Святым Тайнам, однако, дерзну. Условия наши особые и я, наверное, больше ничего не смогу для вас сделать. Завтра с утречка отслужу литургию, причаститесь, чадушки, и прощаемся.

Литургию батюшка служил в лесу на полянке. На большом пне бережно разложил старенький антиминс, а на нём – всё, что потребно для литургии, и в лесу отчётливо гулко зазвучала церковнославянская речь. Птицы прилежно и старательно исполняли роль церковного хора, их пение так дивно вплеталось в ткань литургии, что, казалось, только так и положено по церковному уставу. Храмом сегодня была сама Святая Русь. И это тоже было вполне «по уставу». Русь и есть Храм, и вне этого значения никакого иного значения не имеет.

У братьев на душе был праздник, после причастия они оттаяли душами. Любой психотерапевт, достигнув в реабилитации половины этого результата за полгода, считал бы себя великим врачом. Батюшка же совершил немыслимое за неделю, потому что никаким психотерапевтом не был, и являл собой всего лишь иерея Божьего.

Пересветовцы и тамплиеры в Москву решили возвращаться отдельно – ни к чему было, чтобы их ещё раз видели вместе.

Попрощавшись с отцом Иоанном, стали прощаться друг с другом.

– Мы переговорим с иерархами. Надеемся, что сможем пригласить вас к себе в гости, – торжественно сказал Зигфрид.

– И вас надеемся ещё не раз увидеть в Москве, – ответил ему Ставров.

– В любом случае, теперь мы всегда будем вместе. Нас уже друг от друга не оторвать, – подвёл итог Сиверцев.