Рыцари былого и грядущего. Том III

– Жив-здоров, чего и вам желает. Состарился, конечно, сильно, но по-прежнему бодр. После неудачной аудиенции мы с ним вдоволь обо всём наговорились. Оказывается Ковильян добрался до Эфиопии ещё в 1492 году. Ему относительно легко удалось добиться приёма у императора, который принял его весьма радушно. Он предъявил свою верительную пластину, подробно изложил, в чём монархи Португалии и Эфиопии могли бы быть полезны друг другу. Император его очень внимательно выслушал, всё шло, казалось, замечательно, но на свою беду наш блестящий, всесторонне развитый Ковильян очень понравился императору Эфиопии.

– Беда воистину страшная. Можно сказать, трагедия, – съязвил д’Алавейра.

– Ах, мессир, если бы вы знали, что такое Эфиопия. Там никогда не знаешь, что страшнее – не понравится монарху или ему понравится. В присутствии монарха Эфиопии нет свободных людей, нет подданных других государств. Даже если бы перед негусом предстал сам король Португалии, он дышать не посмел бы без разрешения негуса. Покинуть эфиопский двор тем более невозможно без разрешения всемогущего императора. Догонят и убьют, не думая. Короче, Ковильян не получил разрешения покинуть двор императора. Шли годы, потом десятилетия, на эфиопском троне сменялись императоры, а Ковильян всё не получал разрешения вернуться на родину. Впрочем, теперь он и сам уже этого не хочет. Император назначил Ковильяна правителем обширной области, он женился на эфиопке, у него растут дети. Стал большим человеком, у него там всё хорошо.

– Так Ковильян помог вам?

– О, конечно, мессир. Просто не знаю, что бы мы делали без него в этой непостижимой стране. Он прекрасно говорит и пишет на нескольких языках Эфиопии, знает местные нравы и обычаи. Объехал чуть ли не всю эту обширную страну и теперь знает её куда получше большинства эфиопов, не сильно любопытных, надо сказать. Он был нам и переводчиком, и проводником, и советником.

– Так вы всё-таки попали на приём к императору?

– Видите ли, мессир, если в Эфиопии говорят: «Ждать», надо ждать хоть десять лет, хоть всю жизнь, тут ничего не возможно сделать. И всё-таки мы попали на приём к императору невероятно быстро – всего через два месяца после того, как прибыли к его двору. Нас разбудили посреди ночи, сказав, что негус будет разговаривать с нами в своём шатре.

Негус окружён ореолом тайны, его не всем дано видеть. Во время походов его прикрывают от любопытных взглядов тканями, которые несут на шестах. Поэтому и нам дано было видеть негуса лишь в полумраке, впрочем, я неплохо его рассмотрел. На голове негуса золотом и серебром сияла корона, парчовая мантия окутывала его плечи, а колени прикрывал золотой набедренник.

– Всё это очень красиво, но удалось ли вам о чём-нибудь с ним договориться?

– С негусом не договариваются. Он задаёт вопросы, и никогда не возможно понять, понравились ли ему ответы. Мы показали ему карты, он очень внимательно выслушал наши объяснения, где находится Эфиопия, а где – Португалия и другие европейские страны. Негус сказал, что именно он хочет от нас: чтобы португальцы прогнали мусульман с побережья Красного моря. В остальном разговор носил малоинтересный характер.

– Значит, негус просит о помощи, но сам ничего не обещает?

– Примерно так. Не только с негусом, но и с любым эфиопом трудно разговаривать, они не любят говорить ничего конкретного.

– Но, может быть, Родриго да Лима был не на высоте?

– И это так. Родриго вспыльчив, раздражителен, высокомерен и бестактен. Я не сделал бы его послом даже в хорошо понятной нам Кастилии, не говоря уже про Эфиопию, страну ускользающих смыслов, где надо глубоко вникать в большое количество тонкостей, вести себя очень осторожно и обдуманно. Это, конечно, не для Родриго. Его не столько заботило установление отношений с негусом, сколько выяснение отношений с Жоржем.

– Жорж тоже оказался не на высоте?

– Меня посылали туда не соглядатаем, так что пусть он сам расскажет.

Жорж д’Абреу, сидевший до сих пор молча, начал тяжело ронять слова:

– Да Лима невыносим. Он ненавидит тамплиеров. Постоянно пытался оскорбить Орден. Всё хотел доказать мне, что я – никто, а он уже почти вице-король Эфиопии.

– Ну а ты, конечно, изо всех сил старался доказать ему обратное, – жёстко сказал магистр.

– Мессир, его оскорбления невозможно было терпеть. Однажды я был вынужден выхватить меч…

– Что?!

– Да… Мы сражались на мечах. Отец Франсишку разнял нас.

– Вас пришлось растаскивать, как двух щенков! И вы нашли, где сцепиться – при эфиопском дворе. Дипломаты… Известно ли тебе Жорж, что главная добродетель тамплиера – терпение? – магистр был в бешенстве.

– Мессир, вне всякого сомнения, прав, – вставил слово отец Антонио. – Главная добродетель тамплиера – терпение.

Д’Алавейра понял, что это уже на его счёт, он не стал продолжать разнос и мрачно замолчал. Все поняли, что магистр пытается молиться, и несколько минут не проронили ни звука. И вот магистр начал ронять тяжёлые, холодные слова: