— Да, она пришла такая, села в это кресло — выставив перед собой руки и, демонстрируя ладонями, начал рассказывать Борис Дорс — смотрела на меня… Такая неприступная, холодная и гордая, я думал, она сейчас ударит меня, или еще хуже, начнет извиняться за то, что случилось. Но ей не за что извиняться, это все было просто омерзительно, а я постоянно веду себя как глупый влюбленный мальчишка, даром, что почти сорок лет. Марк, вы не поверите, но это безумие, одержимость. С тех пор, как я тогда увидел ее, когда мы с ней танцевали этот вальс на галерее дворца Булле под белой апрельской луной, с тех пор, как я впервые коснулся ее руки и преклонил колено перед ней, я не нахожу себе покоя. Я думал это всего лишь дурная страсть, и она пройдет, что все изменится… Но это из-за нее мы с Модестом бежали в Мильду, как тогда бежали от Андреса Прицци, потому что я трус, и я всегда бегу и прячусь от всех… Мы пили у сэра Бифиса весь май, ну помните тогда, вместе с вами, сэром Гарфином и сэром Колле и этим как его… Бездельничали, гуляли по улицам. Я же вам рассказывал тогда, а вы тоже все пытались сказать мне, что вы поссорились с какой-то никчемной девкой… Я думал, это глупое, бесполезное путешествие меня спасет, но нет же. Я вернулся в Гирту работал, по службе объездил все герцогство, думал поможет, выветрит эту дурь, но ничего не помогло все также, все одно и то же в голове… Хотя в дороге и за важными делами и отвлекаешься от тоски и мечтаний, я ничего не могу с собой поделать. Я думал, что со смертью Лилии, моей жены, никогда ничего в моей жизни больше не будет… Но это все как наваждение, как чары, вы понимаете меня Марк? Тогда в лесу, когда вы с Анной пришли сказать мне, чтобы я явился к шатру леди Вероники… Это все просто злые козни Леса! Испарения проклятых, политых идоложертвенной кровью камней… Это просто чудовищно, невыносимо. Я простыл, я болен, у меня в голове пожар, у меня трясутся руки, я не могу связать двух слов, а вчера она приходит сюда, чтобы отдать мне этот паршивый плащ, садится рядом со мной, вот в это самое кресло, хватает меня за руку, о чем-то, о чем не помню, говорит. Потом встает, смотрит в окно. Нет, так не бывает. Просто не бывает… Марк, скажите мне, что мы просто очень сильно напились на охоте и это был всего лишь сон, очередная пьяная фантазия. А если это все было взаправду, то она просто пришла лишний раз поглумиться над тем какой я неудачник и дурень. Марк, убедите меня в этом.
— Не думаю — сдержанно покачал головой детектив, демонстрируя лежащую рядом с бутылкой и цветастым деревянным ларцом с травами багровую шкатулку с черным драконом к крышке, в которой на алой бархатной подушечке лежали переливающиеся на свету большие, словно бы наполненные жидким живым огнем пилюли — это же какое-то современное лекарственное средство?
— Доктор сказал, все шло к воспалению легких… — взялся за лицо руками разочарованный тем, что Вертура не хочет играть с ним в мужскую игру со сладостными обсуждениями какая девица кому нравится, маркиз — …и она принесла их мне… А я в таком виде…
— Если она приходила к вам, она придет снова — заверил его детектив.
— Марк… — с отчаянием в голосе, сознался Борис Дорс — вы понимаете, это просто злой рок, как всегда, всё против меня! Что я мог ответить ей? Вот как назло, именно вчера надо же было так разболеться, как уже не болел много лет. Я лежал в бреду, весь больной, мокрый, да еще с похмелья. Я точно даже не могу сказать, о чем она говорила… Вероника, она видела меня таким! Как же все глупо вышло, как омерзительно! Как бы я хотел, чтобы это было бы просто болезненным бредом, а таблетки и плащ принес дядя, или Модест…
— Они ничего не делает просто так. На глупости у нее просто нет времени — разглядывая шкатулку с пилюлями, ответил Вертура и уточнил — вы же серьезно хотите на ней жениться?
— Марк, пощадите мое самолюбие! — развел руками маркиз — разумеется. Но она леди-герцогиня, а я жалкое ничтожество, клоун и балбес. Она пришла потому, что приходит ко всем, кто ранен или болеет, она старается помогать людям, ничего личного. Просто она считает, что так нужно. Она добрая и ранимая, все это знают, хотя она и старается, чтобы все боялись ее, считали ее злобной и бессердечной. Правитель должен быть злым и жестоким, проявлять милосердие только в крайнем случае, иначе он не удержит власть, и она попадет в руки врагам народа и бандитам. Но, Марк, она пришла ко мне, взяла меня за руку и говорила со мной… Конечно же, я хочу взять ее в жены! Но кто я такой? Нас с Модестом считают шутами гороховыми, в нас тычут пальцем, на нас рисуют карикатуры, над нами насмехается вся Гирта.