Рыцари Гирты (СИ)

— Когда-то учился — ответил Вертура, и они пошли на третий этаж. Мариса зажгла газовые рожки и свечи в канделябре на крышке рояля. Чтобы не было душно, открыла окно. Детектив сел за инструмент и аккуратно взял септаккорд ре диез. Неумело пробежался пальцами по ахроматической гамме, сыграл секунду и терцию. Давно забытые уроки игры на фортепиано, что преподавал им строгий учитель грамматики, литературы и музыки в отцовском доме, возвращаясь в памяти, пробуждали легкость в закостеневших, многократно перебитых пальцах, напоминали о далеком детстве. Вертура взял еще три аккорда, вспоминая джигу, кивая головой, примерился к ритму, пробуя клавиши, насколько легко они идут, взял обеими руками еще два аккорда — септаккорд ре и ля-диез.

Мариса внимательно слушала его, недоверчиво, как сам инспектор Тралле, хмурилась, уперев руки в бока, стоя посреди зала. Наверное приготовившись танцевать, она распустила завязки широких рукавов, которые всегда подвязывают при письменной работе, чтобы не испачкать их в чернилах. Вертура попытался вспомнить полонез, но сбился на соль-бемоле. Он забыл все ноты и от этого ему стало неприятно и стыдно. Тогда он попробовал ускорить темп и снова сыграть джигу, но тоже вышло плохо. Он разучился держать счет, от нажатия педали, рояль ревел, а клавиши инструмента оказались непривычно тяжелы. В конце концов, он оставил попытки, закрыл крышку и принял печальный и раскаивающийся вид.

— Ну что ты за криворукий! — поморщилась, развела руками в широких рукавах, как крыльями, Мариса и с наигранными разочарованностью и скукой, словно только и ждала его музыкального фиаско, прибавила — хотя бы обними и поцелуй меня, раз играть не умеешь.

Он подошел к ней, аккуратно взял за талию и поцеловал в загадочно улыбающиеся губы. Она игриво повела плечами, завертела головой, словно пытаясь уклониться от него.

— Это безумие — тихо, словно его могли услышать где-нибудь в кабинетах, на втором этаже сказал он ей — так не бывает, как говорил Борис Дорс, но тем не менее…

Стояла ночь. Пока еще теплая, но уже веющая осенним холодом. Через открытые окна тянуло ароматами мокрых деревьев, грязной земли и сыростью. С плаца слышались голоса, ржание и храп лошадей. Иногда где-то в темноте коротко гудели сигнальные рожки. Через кроны тополей пробивались огни окон домов на противоположном берегу реки. У каретного ряда багровели угли жаровен. Дул ветер. Раскачивал шумел ветвями растущих на бастионе тополей. Пока еще слабый, но уже напористый, тот самый северо-западный, зимний, что уже в октябре принесет в Гирту стужу. Пригонит ее из ледяного океана, от чьего смертельного морозного дыхания прикрывают континент и побережье горы на севере герцогства. Там, еще на полторы ысячи километров севернее и западнее Гирты, за Фолькартом, узкий каменистый язык суши вдается далеко в просторы необъятного океана, за которым только черная ледяная пустыня, обрывающаяся в беспросветную внешнюю тьму, на самом краю земли. Там, на обрывающихся в бездонную холодную пучину скалах стоит продуваемый всеми ветрами городок Иркола, и на холодных серых камнях растут черные мрачные ели. Там небо всегда бледное и серое, солнце тусклое, и даже летом холодно как в сентябре. Там начинает свой путь зима, сковывает льдом океан, наступая на континент с севера на юг проходит по всему побережью до самой Лиры…

Поддувало печи было распахнуто, в топке ревело пламя. Где-то в длинном коридоре и кабинетах огромного здания переговаривались голоса, хлопали двери, тяжело стучали сапоги. Накидав в печь побольше дров, Вертура отодвинул стол и подвинул диван поближе к огню так, что почти загородил проход между лестницей и вешалкой для головных уборов и плащей. Глядя на следы на полу, детектив улыбнулся: судя по ним, не он один двигал лежанку поближе к горячей печке, оставаясь на ночную смену.

Медленно потянулись часы. Они с Марисой сидели обнявшись, он, у подлокотника, она, навалившись на него боком и спиной, прижавшись затылком к его щеке, положив ногу на ногу, укрывшись для тепла каким-то колючим старым пледом. Он гладил ее грудь и бедра, пропускал через пальцы темно-каштановые пряди ее длинных распущенных волос. Она ласкала его руки, пила из фужера уже давно остывший, горький, без сахара, кофе, задумчиво курила. Неторопливо обсуждали прошедшую охоту, политику, говорили о последних сплетнях, о Мильде, о неразделенной любви маркиза Бориса Дорса к принцессе Веронике.