Граф Прицци рассказывал какую-то историю. Майор Вритте о чем-то весело беседовал с бароном Визрой. Все пили вино и юво, обсуждали какие-то не особенно важные дела и события и были так увлечены этим делом, что при появлении маркиза Дорса с сыном, никто не проявил к ним совершенно никакого внимания, как будто они были всего лишь прогуливающимися по парку регулярно навещающими дворец гостями Герцога, или заглянувшими на минуту по какому-то важному вопросу рыцарями. Но Борис Дорс не смутился такого отношения: зашел с краю стола, неторопливо и вежливо поклонился герцогине, потом графу Прицци и его жене, потом майору Вритте, после всем остальным.
— Борис, мне холодно! — когда закончились приветствия, капризно заявила принцесса и, пренебрежительно похлопав ладонью по скамейке как кошке, чтобы подошла, продемонстрировала ему свободное место рядом с собой, где, когда была не занята, сидела Регина Тинвег.
На площадке и вправду было прохладно, а герцогиня была облачена лишь в свою светлую мантию с серебристо-голубым узором по рукавам и лацканам и сидела спиной к ограждению и обрыву, откуда постоянно задувал ветер. Так что Борис Дорс снял с плеч свой плотный темно-зеленый полукруглый плащ с серебряной заколкой в форме грозди рябиновых листьев и с поклоном аккуратно укрыл им плечи принцессы, подсел к ней, а когда она подвинулась к нему, обнял ее и привлек к себе.
Граф Прицци, что внимательно следил за всеми их действиями, переглянулся с графиней, чему та коротко и зловеще улыбнулась и кивнула ему, как будто бы они понимали друг друга без всяких слов, взял со стола фужер и отсалютовал маркизу.
— Борис — произнес он сухо, тяжело и многозначительно. Кивнул, жестом продемонстрировал всех присутствующих за столом — браво. Наконец-то вы посетили наше маленькое общество. Соизволили явиться.
Трудно было различить по его серьезному, бесстрастному тону, насмехается ли он, или нет.
— Да, ваше сиятельство — взяв со стола фужер, который поднесла ему сестра лейтенанта Манко, точно также, понизив голос и многозначительно кивнув, отсалютовал в ответ маркиз. Граф Прицци коротко кивнул в знак согласия и, удовлетворившись этим ответом, задал барону Тинвегу вопрос, касающийся каких-то актуальных административных решений.
Борис Дорс же сделал повелительный жест сыну, что угрюмо стоял неподалеку по стойке «смирно», тоже сесть к столу к остальным. По просьбе принцессы Вероники барон Визра подвинулся, обозначая, что тот может поместиться между ним и юной графиней Тальпасто, что тот и сделал.
— Вас зовут Элай? — требовательно и громко спросила у него, облокотилась кулаком о бедро, гордо вскинула подбородок, графиня.
— Елисей Борис Дорс, моя леди — с полоном представился он, оправляя портупею на груди, угрюмо уставился перед собой в пустую тарелку. Все заулыбались его суровому и скованному виду. Ему налили вина и предложили угоститься бутербродами с лимоном, белым хлебом, икрой и соленой рыбой.
— Милый ребенок! — улыбнулась, кивнула на юную графиню, которая принялась донимать юношу, всячески издеваться над ним, подняла лицо к Борису Дорсу принцесса Вероника. Тот тоже как будто улыбнулся, заглянул ей в глаза, поудобнее обнял ее, кивнул в ответ. Но в его внимательном тяжелом взгляде читались совсем другие мысли, а его свободная рука, непроизвольно лежала на ножнах, в готовности в любой момент выхватить меч.
Банкет продолжился. Музыканты отдохнули, выпили вина, заиграли популярную песню. Граф Прицци рассказал анекдот, художник Гармазон нарисовал всех за столом и продемонстрировал портрет. Девицы подались к нему, начали обсуждать, как они получились. Принцесса Вероника встала и, не сказав никому не слова, властно махнула рукой Регине Тинвег следовать за ней, оставив маркиза одного, покинула общество, ушла во дворец.
Так, за беседой и едой прошло еще полчаса, пока фрейлина не вернулась к столу. Гремя костяными накладками, звонко стуча каблуками, она подошла к сидящему за столом, облокотившему подбородок о кулаки Борису Дорсу, и тихим угрожающим голосом так, чтобы слышал только он, сказала, что леди-герцогиня требует его к себе.
На улице стало совсем темно. Темно было и в холле дворца. Светильники были приглушены. У парадной лестницы, на первом этаже, стоял караульный. Из зала, где вечерами сидели младшие фрейлины, занимались рукодельной работой, доносились тихие взволнованные голоса. Какой-то рыцарь вел беседу с девицей под аркой у двери, рассказывал ей о чем-то важном и интересном. На втором этаже было безлюдно: все собрались в трапезной внизу. Только на мягкой скамеечке у лестницы, свернувшись мохнатым калачиком, спала огромная черно-рыже-белая кошка, что при появлении маркиза тут же проснулась, подняла голову и навострила усы. Маркиз нахмурился. Вокруг стояла необычайная глухая тишина: толстые ковры глушили удары шагов, из комнат фрейлин и коридоров не доносилось ни звука, тихо было и за неплотно прикрытыми дверями аудитории, где в ночь фестиваля проходил банкет.