Рыцари Индустрии

«Да, бананы возим, что. Ну, трое нас. Да нас тут не останавливают – все знают. Мы уж лет 5 тут возим. С Питера и в Химки. Да, вон еще Толстый поехал впереди. А подружка твоя с Михой едет. Ну, он нормальный парень. Я не то, чтобы командор, просто я их сюда привел, в эту компанию. Всегда втроем, если какие проблемы. С Толстым мы с детства, а с Михой мы в армии вместе водили. Проверенные. У нас, кстати, свой канал. Хочешь сказать подружке чего-нибудь? (В рацию:) «Миш, ты там не обижаешь девочку»? У него уже двое детей своих, бедняга вообще. Так, Толстый вон чего-то завилял, опять, наверное, жрет чего-нибудь. У него рядом с сидением доска резательная, он там бутерброды себе режет и ест. Ну да, уже все привычки знаем друг друга, все бензоколонки любимые. А не, менты нас не тормозят, они уже знают, что это мы. Наши им как-то отваливают раз в месяц или что – я не знаю. Никогда не останавливали. Мы даже кабины специально покрасили в оранжевый, чтобы издалека сразу видно было, что это мы».

На бензоколонке на М10

«Сейчас топливо сдадим и поедем. Надо экономить на деньгах, а вот на сне – не надо. Я вот тогда съездил один раз без сна два дня вообще. Короче, грузился ночью. Спасть хочу – не могу. Еду в этот ваш Павловск, простоял в пробке и опять не спал. Приезжаю с горем по полам, а у меня там написано, вот, черным по белому, что улица такая-то и в голубые ворота заехать. Сам-то засыпаю, солнце светит, уже встать и умереть, понимаешь? От сна умереть. Я уж голову в окошко, и уж и пою и по голове бью – нет. Раз проехал – нет ворот, два проехал. Остановился, давай сверять. Спросить не у кого – спят все, рань же. Диспетчеру звоню, а она: «Голубые ворота! Огромные они! Глаза разуй»! Короче, мотался я по этому Павловску, искал ворота. Уже на последнем издыхании просто. Оказалось потом, что они были открыты, и я их не видел. Потом их видно закрыли только. Я этот город проклял навсегда!».

Афанасьево-Костерево

«Охотой-то давно занимаюсь. У меня и дед на лося ходил, и на кабана ходил. По наследству мне передалось, видимо. Я птицу только стреляю, правда. Ездили мы на кабана, да возни много с ним. Пока все срежешь. Тяжелый он. А утку вышел, стрельнул и все. Да, сейчас я больше рыбалку. Мне вообще и не нужно ничего, когда я с удочкой. Сяду, думаю себе там свое и ничего меня не трогает. Когда еще с женой жил, то домой приносил рыбу, а сейчас так просто отдаю, кто по дороге попадается. Идешь по селу, а тебе сосед на встречу, ну я ему и отдаю».

Эммаус-Клин

«Лучше уже не будет, конечно. Мы вот жили и все думали, когда же наступит коммунизм? А оказывается, мы уже при нем жили. А мы как думали? В магазин придем и все бери, что хочешь. Нас так учили же. И вот, представляешь, живем-живем, и никак не наступает. А потом оказывается, что это все неправда. Как неправда, если нам это в школе рассказывали? Вот откуда все это пошло. Поэтому и нет никому доверия уже больше».

Шушары-Рябово

«Ну а ты что, замуж решила не выходить что ли? Ну конечно, тебе сложновато будет найти себе какого-нибудь. Будешь одна всю жизнь. Самой только если себе воспитать. Сын вот у меня неженатый. Взяла бы его может как-нибудь с собой, а? А то сидит дома, скромничает. И девки у него не было еще ни разу. Тряпка. В кого только такой? Дед – кузнец, в колхозе работал потом. Мать училкой работала у нас в школе, потом директором стала. И жена у меня педагог, русский язык преподает, а этот… Иногда думаю, что подкинули его».

Ивацевичи-Брест

«Человек я неверующий. Решил, что пойду в ад совершенно заслуженно, если что. У нас в деревне был один поп. Да какой-то непутевый. И жена его отъевшаяся. И он тоже. Короче, знаете, попахивает. Кто еще добродетельный? У нас там вот сосед был, так он сам памятник сделал героям войны. Отлил сам, за свои деньги. Вырыл откуда-то сосны, привез. Дед у него погиб, он его полжизни искал. Оказалось, что застрелили и закопали недалеко. Километров 35 будет от нас. Пропавший был полжизни. Память такая. Внук вот памятник сделал. Чтобы знали люди, кто отдал за них жизнь. Вот святой был человек – честно скажу. Что надо – к нему. Он все с себя снимет. Вообще никогда не жалел ничего. Разбогател и деньги все пускал на что-то полезное. Дорогу сделал, потом купил там корову соседям нашим. Дом упал там у бабки одной, так он починил сам. Не испортили его деньги, поняла? Святые они такие все. Не стало его вот в прошлом году. Святой, просто святой был. Попу бы к нему ходить, так нет. Тянул из него деньги. То на это, то на то. Все мало. Убил бы, если бы мог, да я все время в отъезде».

На подъезде к Курску