Рыцари монстры и роботы

Кидаю шпагу в ноги баронета и силой мысли притягиваю свою. Помещаю ее в ножны. Роджеро с ошалелым видом разворачивается, подобрав свой клинок, и бежит прочь.

– Ты еще поплатишься, червь, за все и сполна, – кидает он, отбежав подальше.

Смотрю ему в след, пока он не исчезает из поля зрения. Азарт проходит быстро... У меня могут быть неприятности. Теперь почувствовал некое уныние. Симону он может зажать в любой момент, не всегда буду рядом. Я гость, Кюри выгонит меня, если захочет. Или кинет в темницу, где работорговцы сидят. Что хуже? Сейчас и то и то плохо, вдруг за стенами пасется Доминика?!

Нажил себе врагов.

Коридор заполняют рыцари. Стою и жду расправы.

– Вы в порядке, эр Эрик? – кричит издалека один из них. Не могу ответить, в горле пересохло, не то от страха, не то от потраченных сил.

– Где эр Роджеро?!

– Вы не ранены?

– Что с племянником графа?!

– Все живы и здоровы! – крикнул я. Рыцари успокаиваются.

– Достопочтенный граф Кюри ждет вас к столу, – говорит один из рыцарей. Я киваю и иду за ним. Может быть, сумею объяснить графу, что я не виноват, если конечно Роджеро к нему не прибежал первым...

Зал приемов опустел на половину, а то и больше. Столы тоже. Но во главе, на самом верхнем столе все еще сидит дедушка Кюри в окружении родственников и друзей. На душе стало спокойнее, племянника и маркизы среди них нет.

Кюри пьян. София красная, как помидор клюет носом. Виолет, воспользовавшись этим, пьет с каким–то рыцарем, что подсел уже после моего ухода. Жена Кюри тоже ушла. И на ее месте сидела уже какая–то другая женщина, молодая, яркая и с большой грудью на выкате и золотыми кудрями.

– Эрик! – воскликнул Виолет, когда я подошел к Кюри и поклонился. Граф был поглощен обществом новой леди и не заметил меня. Но когда воскликнул Виолет, тот сразу обернулся и указал на соседний стул. Я послушно присел на место Доминики.

– Эрик, – пролепетал он. – Покажи эренниевые часы!

– Да Эрик, мне же не показалось? – глаза Виолета горели. – Когда я прятался, ты назвал мне точное время, я заметил часы. Они с тобой?

– Да, – неуверенно проронил я, задирая рукав. – Вот.

– Точно они! – восторженно воскликнул Виолет. – А можно?

Я снял их и передал барону. Сердце щемило, когда они их щупали, передавая друг другу. Это мое, личное. Сижу и переживаю. А они вертят часами, трогают ремешок. Даже София проснулась, вернее Виолет ее растолкал.

– Сколько? – воскликнул граф. – Мальчик, назови любую цену.

– Я не могу их продать, – бурчу я. Граф хмурится.

– Десять золотых... двадцать!

– Простите...

– Малец, не отказывай мне! – взвинтился граф. – Тридцать! Это моя последняя цена!

– Граф эр Кюри, – вмешался Виолет. – Они не стоят таких денег!

– Фамильные ценности не продаются, граф! – раздался голос позади меня. Я сжался на стуле. Это была маркиза Доминика.

– Эрик? – снисходительно произнес граф. – Это фамильные?

– Да, эр Кюри, – киваю.

Доминика присаживается рядом со мной. Сердце воет и выстукивает ритмы. Граф, нехотя, возвращает мне часы. Маркиза поднимает бокал.

– За наших предков! – объявляет она. Сбоку возникает белый рукав официанта, в руке его бокал вина. Я беру... звон стекла и на языке сладкий хмель.

Вскоре пьяного Кюри уволакивают рыцари. Виолет спит на Софии, та на столе. Доминика задумчиво смотрит в сторону зала. Музыканты лениво доигрывают печальную песню. Она должна быть веселой, просто медленнее обычного. Гостей все меньше и меньше.

Доминика встает и, молча, уходит...

«Спасибо», шепчу ей мысленно. За спасение моих часов я ей благодарен, а еще надеюсь, что это сгладит нашу вражду.

«У тебя мне их будет легче забрать, чем у Кюри, мое маленькое дрожащее мясо...», роняет насмешливо она.

Еще долго сижу за столом, боясь выйти ночью из дворца. Лучше дождаться рассвета. Виолета и Софию уносят на руках слуги... Теперь я один, даже музыканты ушли. Набежали крестьянки, одетые уже во что попало, стали убирать со столов. Загремела посуда, зашелестел шепот. Ко мне подошел бородатый старик.

– Как вы себя чувствуете, эр? – проговорил настороженно он. – Может нужно отнести вас в покои? Или проводить?

– Я справлюсь, спасибо, добрый человек, – шепчу.

Старик смотрит удивленным взглядом. Я поднимаюсь, ноги затекли. Иду на выход. Ловлю взглядом пробегающую мимо Симону. У той разбита губа и поцарапана шея. Она сторонится меня, прикрывает волосами царапины.

Горько, потому что понимаю, как бессилен. Мне бы себя спасти, а пытаюсь защитить других.

Симона прячет глаза и теряется в суматохе уборки, а я выхожу встречать рассвет. Глаза слипаются, в ушах отдаленно звенит. Утро холодное и свежее. Три кареты на площади. Что это может значить? Кто–то из гостей остался во дворце? В чьих–то покоях...

Иду домой, вокруг просыпаются улочки замка, скрипят двери, крестьяне выходят на уборку. Хрипят сварливые старики, подгоняя молодых. А я иду. У меня нет эмоций, все вокруг безразлично мне. Я просто хочу дойти до дома и упасть на кровать.