Рыцари плащаницы

Оруженосец нырнул под полог и скоро показался снова, волоча за собой огромный узел. Напившийся Козма помог вытащить груз.

– И как только стражник не заметил? – удивился он, развязывая узел. – Он же заглянул в окошко!

– Я сверху сидел! Закрыл подолом платья, – похвастался Ги и пожаловался: – Жестко было! Весь зад отбил! – оруженосец покраснел.

"Совсем пацан, – подумал Козма, разглядывая смущенное, в пятнах юношеского румянца лицо спутника. – Лет семнадцать, борода не растет. Куда ему воевать?"

– Поспешите! – сурово сказал Роджер. – Дорога долгая…

Спутники быстро разобрали кольчуги и пластинчатые доспехи. Иоаким с видимым удовольствием сунул за пояс кистень с двумя гирьками на железных цепочках. Козма, после безнадежных попыток, отложил в сторону свою кольчугу – мала.

– Надень доспех! – велел Роджер, заметив. – Грудь от стрел прикроет. Кольчуга от них все равно не спасет, а с мечом на повозку взобраться трудно. Отобьешься. Твое дело – стрелять!

Козма послушно застегнул на боках ремешки, укрыв грудь и спину стальными пластинами. Два арбалета он оттащил к своему месту на повозке, спрятав их под скамью. Рыцарь заставил каждого надеть поверх доспехов сарацинский халат и лично обмотал голову каждого чалмой на восточный манер.

– Копья оставь! – сказал Роджер, заметив, как Иоаким потянул из повозки древко. – Успеем взять, коли понадобятся. Наконечники копий, когда всадники их держат кверху, видны издалека. Нам это лишнее. Теперь все запомните! Едем быстро, без остановок. Есть, пить и оправляться только на ходу! Вперед!

Ги запрыгнул в повозку, и Козма взялся за вожжи. Поменявшая свой облик ватага выбралась на дорогу и помчалась по ней спорой рысью. Солнце, стоявшее над головой, когда спутники выезжали из Иерусалима, светило теперь слева. Затем переместилось за спины спутников и стало отбрасывать длинные тени, которые бесшумно скользили впереди ватаги, словно указывая ей путь. Дорога выглядела пустынной. Несколько раз спутники встречали или нагоняли, то ослика, влекущего двуколую арбу, то упряжку волов с повозкой; во всех случаях погонщики, завидев издалека маленький отряд, съезжали с дороги и спеши побыстрее укрыться за камнем или в зарослях.

– Что это они? – спросил Иоаким Роджера на латыни, когда очередная арба покатила прочь от дороги.

– Война! – пожал плечами Роджер. – Если поселянин христианин, а навстречу – сарацины, то они могут забрать все, включая самого поселянина. Кому жаловаться? Власть эмира только Иерусалиме, здесь прав тот, кто сильнее.

– Христиане тоже могут чинить зло, если поселянин – сарацин?

– Могут, – неохотно согласился рыцарь. – Христиане могут и своего единоверца обобрать. Злые сейчас, – торопливо поправился Роджер, вспомнив, что говорит с чужестранцем. – А ты неплохо говоришь на латыни! У приезжих, если они не ромеи или не из италийских земель, это встречается редко.

– У нас тоже.

– Собирался стать священником?

– Священником стать мне действительно предлагали, – улыбнулся Иоаким, – но латынь я учил, дабы читать старые книги.

– Речь у тебя книжная, – согласился Роджер. – Лангобарды так не говорят. Удивительно, что у вас благородные читают книги. Рыцари из Франции или Германии, что приезжают сюда, часто имя свое написать не умеют.

– Но ты знаешь языки!

– Как каждый, кто много прожил в Леванте. Здесь иначе нельзя. На наших землях живут греки, армяне, сарацины… Сарацины к тому же делятся на арабов и турков. У каждого свой язык, и если ты хочешь управлять леном как должно, с каждым следует говорить понятно ему. В городах чиновник, что собирает пошлину с паломников или торговцев, никогда не получит должность, если не говорит на всех языках. Он к тому же должен уметь читать и писать по-арабски, все документы у сарацин писаны этим языком. Ты знаешь, сколько приносили Иерусалимскому королевству паломники? Корабль, который бросал якорь в наших портах сразу отдавал марку серебром. Сбор взимался с каждого паломника, вступающего на Святую Землю, как с христианина, так и сарацина.

– Сарацина?