Рыцари плащаницы

– Признаю свою вину и приношу извинения, – приложил руку к груди Козма. – Но теперь уж не поправить. К тому же есть большие сомнения, что без того выстрела нас оставили б в покое… Лучше о другом. Раз приходится сражаться плечом к плечу, мы, считаю, должны быть товарищами, а не слугами. Так легче сражаться и больше шансов выжить.

Роджер подумал и согласно кивнул.

– Так зачем ты нанял нас, рыцарь? Ведь неподалеку от Иерусалима тебя ждал Сеиф?

– К месту встречи надо было доехать. Двое всадников – легкая добыча для разбойников, четверо рыцарей – серьезная сила.

– Только из-за этого?

Роджер опустил глаза.

– Я говорил тебе о преданности туркополов, – нехотя сказал он. – Это правда. Но времена изменились. Королевства франков не стало, исчезли и его законы, а также кутюмы – древние обычаи. Сеиф не станет нарушать клятвы, данной на Коране, но у него мог возникнуть соблазн освободиться от нее. На скользкой горной дороге конь сеньора может поскользнуться и упасть в пропасть вместе с всадником. Или на спящих под скалой христиан скатится камень… Мысль такая могла придти в голову туркополу, когда с ним и его всадниками будет лишь сеньор с оруженосцем. Четверо вооруженных христиан отбивают охоту так думать. После битвы с отрядом Селима я убедился в своей правоте: Сеиф не слишком спешил нам на помощь. Прежде так не было.

– Почему ты сразу не привел христиан с собой?

– Некого было…

Роджер поднял взор, и Козма невольно поежился, увидев глубокую тоску в повлажневших глазах рыцаря.

– Все мои люди погибли под Тивериадой, – медленно сказал Роджер. – Понимаешь, чужеземец, все! Ги и туркополы уцелели, потому что остались охранять замок. Сейчас там всего три воина. Чтобы взять замок приступом, сегодня не нужно его осаждать. Достаточно приставить лестницы к стенам… Полгода назад я повел в бой пятьдесят конных рыцарей и две сотни пеших воинов, а сейчас считаю своих людей по одному. Я не мог взять Сеифа в Иерусалим, потому что его хорошо знают сарацины. Кроме того… Мне нужен был там христианин…

– Мы назвали тебе свои имена, – сказал Козма. – Они настоящие. Но ты ведь не д'Оберон?

– Как ты догадался?

– Ты не похож на человека, который сдает сарацинам замок без боя.

– Это так, – согласился рыцарь. – Но меня и в самом деле зовут Роджер. Это настоящее имя, данное мне при крещении.

– А где настоящий д'Оберон?

– Его нет.

– Уехал? И отдал тебе фирман добровольно?

– В замке д'Оберона, когда к нему приступили сарацины, было двое моих братьев, – ответил Роджер после раздумья. – Они были против сдачи и горячо уговаривали воинов стоять на стенах до последнего. Тогда д`Оберон велел связать их, а после передал сарацинам. И те отрезали рыцарям головы. Медленно, ножом, чтобы все видели и ужаснулись…

– Дальше! – сдавленно попросил Козма.

– Я перехватил д`Оберона на пути в Акру. Его люди не стали сражаться – они поняли, что доблесть в Леванте больше не в чести. Барон требовал суда ассизы, но я говорил тебе, чужеземец, что если нет королевства, то нет и законов. Тогда он стал настаивать на божьем суде, предлагал мне сразиться, рассчитывая на свою молодость и силу. Я ответил, что нельзя давать меч в руки Иуде, против этого вопиет все Святое Писание. Туркополы связали его и повесили на придорожном дереве. А я забрал фирман… Что еще ты хочешь знать, чужеземец?

– Мы возьмем воинов?

– Почему ты так настойчив?

– Мне будет спокойнее, когда за спиной будет не семь, а сорок всадников.

– Кони, оружие и одежда принадлежат Сеифу и его людям. Я не могу отобрать то, что сам отдал – это против чести. Снаряжение можно выкупить у туркополов, но этих денег, – Роджер коснулся кучки монет, – слишком мало. У меня же осталось пять безантов.

Козма молча достал из-за пояса кожаный кошель и высыпал на стол горсть серебра и золота. Роджер изумленно посмотрел на него.

– Были у Селима, с которым ты так вежливо говорил на дороге, – пояснил Козма. – Мой друг посчитал, что добыча принадлежит тому, кто убил врага.

– Вот еще! – Иоаким достал свой кошель и выложил на стол золотой и серебряный браслеты и несколько золотых монет. – Это было у сотника, которого уложили под башней. Я посчитал, что ты был слишком щедр по отношению к туркополам… Прости, если ошибся.

– Сеиф может посчитать, что и этого мало, – хрипло сказал Роджер.

– Думаю, он согласится, – сказал Козма, вставая. – Трудно отказаться от денег, когда они лежат на столе. Я поговорю с ним сам…

* * *

Стрела свистнула и вонзилась в склон в шаге от пшеничного снопа, привязанного к вбитому в землю колу. Лучник, молодой франк в драной одежде, смущенно потупился.

– Проклятый сарацинский лук!

– Это хороший турецкий лук! – возразил Роджер, забирая у него оружие. – Снаружи он проклеен сухожилиями, изнутри – рогом. Поэтому стрела из него летит дальше, чем из тисового и бьет сильней. Нужно только приловчиться. Смотри!

Он наложил пятку стрелы на тетиву, быстро натянул ее. Отпустил. Тяжелый трехгранный наконечник попал в центр мишени, расщепив кол так, что оперение стрелы скрылось в соломе.