Когда гости с хозяином спустились во двор, евнух спросил невинно:
— Подземный ход в замке есть?
— Зачем он здесь? — сказал Рено, отводя взгляд. — Не нужен! Да и как пробить его в сплошной скале?
— Лжет! — безапелляционно сказал Ярукташ, когда бывший оруженосец ушел. — В каждом замке есть подземный ход!
— Тебе он зачем? — сердито спросил Козма. — Сбежать хочешь?
— Я поклялся на Коране, — обиделся евнух, — что буду служить своему новому господину Роджеру до тех пор, пока он будет того желать. К тому же коня через тайный ход не проведешь, а пешком далеко не уйти. Я не хочу занять место в подземелье рядом с другими пленниками!
— Для чего тебе ход?
— Когда живешь в замке, где в господ бросают ножи, лучше знать все. Ты б спросил, господин, у Рено!
— Я и так знаю.
— Кто тебе рассказал? Слуги?
— Сам догадался. Это так легко!
Лицо евнуха изобразило недоумение.
— Рено прав, говоря о невозможности выдолбить ход в скале. Ты обратил внимание, что подземелья Азни — это природные впадины, перекрытые кладкой сверху и с боков? Их только слегка подтесали для гладкости стен. Поэтому все подземелья разные: по высоте, ширине, протяженности. Барон был неглуп, место для замка выбрал с толком. Есть помещения для припасов, есть и готовый ход.
— Использовал расщелину! — догадался евнух. — Но где искать ее?
Козма заулыбался:
— Человеку трудно пробить скалу. Но воде, если она течет тысячи лет…
— Родник! — всплеснул руками Ярукташ. — Господин, ты самый умный человек из всех, кого я встречал! Я найду!
— Тебя поймают у хода, обвинив, что лазутчик. Приговорят к смерти и повесят на зубце стены. Я не смогу тебя защитить.
— Постараюсь, чтобы не поймали! — оскалился евнух.
— Дался тебе этот ход! Через ворота вошли, через них и выйдем.
— Пусть будет так! — поспешил Ярукташ. — Но я все равно поищу. Не понравилось мне сегодня за обедом.
— Рено успокоился. Ты сам видел.
— Рено здесь самый безвредный, господин. Все его чувства на лице: их легко прочитать. Такие люди не страшны. Бояться следует тех, кто чувства прячет.
— Кого?
— Позволь мне сначала выведать, господин!
Козма махнул рукой, и Ярукташ убежал по своим неотложным делам. Козма вознамерился было отправиться в отведенную им с Иоакимом комнату, отдохнуть, как появившийся Гуго позвал его к Роджеру.
Старый рыцарь был совсем плох. Когда Козма вошел к нему, Роджер лежал на широкой лавке без чувств. Лицо его было бледным, кожа на нем будто усохла, туго обтянув скулы. Козма приложил ладонь ко лбу рыцаря и едва не отдернул ее — так припекло жаром. Козма взял безжизненную руку раненого, проверил пульс. Покачал головой. Затем достал из своей лекарской сумки медную чашу, плеснул в нее воды и уксуса. Смочил в чаше тряпицу и стал омывать ею лоб, виски и грудь Роджера.
Рыцарь открыл глаза. Взор его был затуманен, глаза — тусклые. Козма отставил чашу с уксусом и придвинул поближе табурет. Слуги принесли и оставили на нем большое блюдо с мясом и хлебом, а также кувшин вина. Козма наполнил вином серебряную чашу, поднес к губам Роджера. Держал ее до тех пор, пока рыцарь не осушил чашу полностью.
Вино подействовало: лицо Роджера слегка порозовело, он пошевелился и приподнялся над скамьей. Козма ловко пристроил под спину рыцаря толстую подушку. Роджер оперся на нее и уже осмысленным взором глянул на лекаря.
— Я умираю? — не то вопросительно, не то утвердительно сказал он.
Козма подумал и утвердительно кивнул.
— Стрела оказалась отравленной?
— Не думаю. От яда ты бы умер еще в пути. Наконечник стрелы был грязный и заразил кровь. Сейчас она воспалилась. На латыни это называется «сепсис».
— Я знаю эту болезнь. У тебя есть лекарства?
— В моей земле — да. Здесь… — Козма развел руками. — Можно попробовать сикер. Его надо пить постоянно и много, чтобы он проникал в кровь и убивал заразу.
— Знаю это лечение, — тихо сказал Роджер. — Оно помогает молодым, да и то через одного. Я слишком стар, чтобы выдержать. Не хочу умирать пьяным. Перед Господом надо предстать чистым душой, исповедовавшись и причастившись.
— Позвать священника? — предложил Козма.
— Не спеши. Сколько мне осталось? День, два?..
— Может, три.
— Я умру в сознании?
— Будешь впадать в забытье — и чем далее, тем чаще. Последние часы будут тяжелыми, ты перестанешь узнавать окружающих, трудно будет говорить…
— Хорошо! — твердо молвил Роджер, видимо, приняв решение. — Подай мою сумку!
Козма повиновался. Рыцарь знаком велел открыть. Козма осторожно вытащил из сумки большой и тяжелый ларец. Ларец оказался необычной формы — широкий и плоский. Потемневшее от времени дерево, из которого он был сделан, почти полностью укрывали пластины из серебра и золота, украшенные резьбой и драгоценными камнями. На самой большой пластине, прибитой серебряными гвоздиками к верхней крышке ларца, неведомый художник начертал несколько сцен. Козма некоторое время заинтересованно рассматривал. Роджер не мешал, с грустью наблюдая за лекарем.