Рыцари Порога: Путь к Порогу. Братство Порога. Время твари

– Добрый господин, – с достоинством поклонился рыжий, – позвольте разъяснить недоразумение, а уж после того посылайте за стражей сколько вам будет угодно. Мое имя Корнелий. Меня и моего товарища Ххара любезно пригласил вот этот молодой человек.

– Кай?! – удивленно уставился на внука старый Гур.

– Ему негде было ночевать… – пробормотал Кай. – Он… он хороший. Он такие баллады поет!..

– Какие баллады он поет, я знаю! – хрипнул дедушка и остановил взгляд на дочери. – Анна! Ты… Он что, всю ночь тут провел? – заревел опять Гур. – Где ты спал, пустозвон?!

– В сарае, на сеновале, господин, – снова поклонился Корнелий. – Смею развеять ваши оскорбительные подозрения, которые, поверьте, мне больно выслушивать, – мы, менестрели, знаем, что такое благородство и честь.

– Анна, иди в дом, оденься! – топнул ногой дедушка.

Матушка тут же исчезла в доме, а Кай глянул на менестреля. Пробуждение было, конечно, неожиданным, и осмотреться там, в сарае, ему было некогда, но… вряд ли он не заметил бы, что рядом кто-то спит. Да и еще – дедушка сейчас рассержен и не способен обращать внимание на детали, но ему-то, Каю, видно, что ни соломинки в густых рыжих волосах менестреля нет. И… кто ж раздевается, когда приходится спать в сарае?

– Позвольте еще раз принести свои извинения за причиненные неудобства, – изысканно произнес Корнелий. – Я как раз, проснувшись, проветривал свои одежды, а то услышал бы шум раньше и раньше прекратил бы безобразие. Огра я накажу, уж поверьте. Но… я назвал свое имя, а ваше имя, добрый господин, мне неизвестно.

– Гур! – отрывисто буркнул старик.

– Гур?! – вдруг округлил глаза Корнелий. Он даже отпрянул, прижав руки к груди, как будто увидел перед собой по меньшей мере его сиятельство графа Конрада. – Тот самый Гур?!

– Откуда ты меня знаешь, пустозвон? – с мрачным удивлением спросил дедушка.

– Как?! – всплеснул руками менестрель. – Господин Гур, кто же вас не знает? Я в этом городе второй день, но мне уже столько о вас рассказали!

– Что же, интересно, обо мне рассказывают? – недоверчиво осведомился старик. – И кто? Гас?

– Никакой не Гас, – уловив нотку презрения в голосе Гура, моментально ответил менестрель. – Намного более достойные господа… стражники. Весь город восхищается вашим мастерством, а красота вашего дома, в особенности крыши, затмевает красоты, виденные мною во многих городах Гаэлона. Я слышал даже, что сам господин Сули намеревается перестроить крышу своего дома под стать вашей. А еще говорят…

– Пустозвон! – махнул рукой дедушка, но уже не сердито, а скорее устало. – Пошел вон отсюда. Забирай своего вонючего огра и проваливай!

– Как скажете, добрый господин Гур, – в очередной раз поклонился Корнелий. – Но вечером я обязательно загляну к вам, чтобы расплатиться за постой. Мы, менестрели, всегда платим за ночлег звонкой монетой – таково золотое правило мастеров нашего дела.

Кай хотел было напомнить рыжему Корнелию о том, что золотое правило менестрелей – платить за ночлег исполнением баллад, но промолчал. В конце концов, Корнелий проведет с ним еще один вечер, а за вечер сколько можно спеть баллад!

Поклонившись еще трижды, Корнелий исчез за углом дома, утянув с собой и огра. Кай шмыгнул за ним и успел увидеть, как матушка, уже спрятавшая волосы в чепец и затянутая в платье, подала менестрелю из распахнутого окна ворох одежды и инструмент в чехле. Принимая ворох, Корнелий как-то воровато оглянулся, увидев Кая, с испугом замер, но потом, мгновенно оправившись, весело подмигнул. «Думал, что дедушка, – догадался Кай. – Значит, матушка ему почистила одежду, а не он сам. И почему они боятся, как бы дедушка не узнал?..»

Подмигнув, рыжий менестрель и не думал уходить, как обещал старому Гуру, хотя огромный Ххар просяще урчал, осторожно трогая хозяина за плечо. Корнелий о чем-то разглагольствовал, ежеминутно приседая в таких причудливых реверансах, что казалось, будто он танцует. А матушка смеялась, зажимая рот ладонью. Такой счастливо-раскрасневшейся Кай матушку видел давным-давно – в те вечера, когда она рассказывала ему о подвигах папеньки. Кай и теперь помнил, как она рассказывала – сначала вела повествование ровно, чуть улыбаясь, а потом словно переставала видеть Кая, хоть и не закрывала глаза, словно говорила сама себе: «Как-нибудь утром ты проснешься оттого, что услышишь стук копыт. Выглянешь в окно, а там дедушка уже открывает ворота. И папенька наш въезжает во двор. У него белый жеребец, а на жеребце позолоченная сбруя…»

* * *

Нагрудная пластина скакуна была оснащена двумя изогнутыми клинками, расходящимися по обе стороны крупа отточенными косами. Конь мчался вперед, а огры, те, что попадались ему на пути, рушились срубленными дубами на землю, пятная ее своей кровью. Всадник длинным мечом рубил направо и налево, одним умелым ударом отсекая головы тем, кто ухитрился ускользнуть от гибельных клинков нагрудной пластины. Стоны и вопли умирающих серокожих чудовищ летели вслед за всадником отвратительно косматыми воронами.