Рыцари рейха

Они умолкли, не сговариваясь: под мост снова вплывала гондола. Вторым рейсом прибыли Освальд, Ядвига и Сыма Цзян. Стройная полька и щуплый старик китаец сошли за одного человека: лодка хоть и сидела глубоко, но воды не зачерпнула. Едва пассажиры выбрались на дощатый «насест», гондольер отчалил за следующей партией.

Перевозчик знал свое дело прекрасно: курсируя туда-сюда без шума и устали, под самым носом у крепостной стражи, он так ни разу и не привлек ее внимания.

Последними ожидали прибытия начальника венецианской стражи и кнехта-шпиона. Однако на пассажирской скамеечке сидел только «эллин».

— Где немец? — встревожился Джеймс.

И осекся, разглядев темные пятна на бортах гондолы. Свежая кровь.

Кондотьер что-то вякнул в ответ по-итальянски. Бурцева, однако, это не устраивало.

— Я тоже хотел бы знать, что происходит, — заговорил он по-немецки. Немецкий тут, похоже, понимали все. — Куда подевался тевтонский кнехт?

— Мы расстались, — оскалился под барбютом венецианец. Рука его ласково поглаживала палаш. — Тевтон был нужен, пока служил при Бенедикте. Более в его услугах никто не нуждается.

Джеймс нахмурился:

— Но не было нужды и в его смерти. По крайней мере, ни о чем подобном мы с тобой не договаривались.

— Джезмонд, это всего лишь продажный тевтонский плебей!

— Это такой же христианин, как ты и я, а губить понапрасну христианскую душу — грех.

— Странные слова я слышу от брави, — хмыкнул «эллин». — Откуда в тебе сегодня столько добросердечия?

— Где ты оставил труп, кондотьер? — невежливо ответил вопросом на вопрос Джеймс.

— Да нигде. Просто сбросил в воду под замковым мостом.

— Глупо! Очень глупо! Ты подумал о том, что произойдет, если труп вынесет течением из-под стен? Подумал о страже, которая дежурит наверху?

— Тевтонский плебей должен был умереть, — упрямо процедил сквозь зубы кондотьер. Упрямо, но уже не так уверенно. Видимо, с этим кнехтом, действительно, вышел прокол.

— Должен? — брави смотрел сверху вниз зло и недобро. — В самом деле?

— Он слишком крепко с нами связан.

— И это — залог его преданности. Он мог бы еще пригодиться синьору Типоло, кондотьер.

— Кагата![32] Он не нужен синьору Типоло. Синьор Типоло распорядился его убрать. И хватит об этом, брави! Делай свою работу, а я буду делать свою.

— Тот немец тоже делал свою работу...

Они замерли. Один — в покачивающейся лодке, с ладонью на палаше. Другой — меж сваями моста, с ножом в руке.

— Ребята, вы выбрали не самое подходящее время для ссоры, — негромко заметил Бурцев. — Кажется, у нас гости.

Странные то были гости. По темной водной глади канала продвигались светлые пятна. А над пятнами — огни. Много пятен, много огней...

Бурцев присмотрелся. Большие белые гондолы — вот, что это было. Целая эскадра больших белых гондол. На высоких изогнутых носах лодок горели факелы. На каждой у кормы — человек с веслом. Пассажиров не видно, однако борта за малым не черпали воду. Лодки явно шли не порожняком. Белые гондолы везли неведомый груз, скрытый от глаз белыми же полотнищами.

Лодки двигались неторопливо и бесшумно, подобно призракам. Но плыли не таясь, не скрываясь. «И нашего моста они никак не минуют», — отчетливо осознал Бурцев.

Выяснение отношений между наемным убийцей и кондотьером прекратилось. Удивительно, но эти двое смотрели на приближающуюся армаду улыбаясь. А копейщик-гондольер спокойно привязывал свою лодчонку к сваям. Два копья мирно лежали на дне угнанной из Санта-Тринита гондолы. А посередине — весло. Ни драться, ни убегать никто не собирался.

Глава 30

Белую флотилию заметили и в крепости. Наверху уже гудел хриплый рог, раздавались лающие команды, звенело железо. Бурцеву показалось, будто он различает даже лязганье передергиваемых затворов. А гондолы все плыли, как ни в чем не бывало, без шума, без спешки. С передних, наверное, уже можно было разглядеть фигуры людей, гроздьями висевших под мостом. Или еще нельзя?

Со стен закричали. По-немецки. Требовали остановиться, и притом немедленно, интересовались, кто плывет среди ночи под крепостными стенами и какой груз везет. С небольшим запаздыванием немецкую речь переводили на итальянский.

Безмолвные гондольеры — в самом деле, на каждой лодке было лишь по одному человеку — повинуясь приказу, опустили в воду широкие весла, притормозили. Несколько лодок глухо стукнулись бортами. Флотилия встала, запрудив канал яркими огнями и призрачно-белыми силуэтами. Чудное это было зрелище...

Несколько мгновений над черной водой висела напряженная тишина. Слышно было, как факельная смола капает с носов гондол и возмущенно шипит в холодной ряби жидкого антрацита. Наконец стражникам ответили. С самой первой лодки. На чудовищном немецком.

— Хэр! Синьор! Мы всего лишь перевозчики мертвых, и наш груз опасен не более, чем могут быть опасны покойники. Мы смиренно просим пропустить нас к Греховному кладбищу, дабы там предать земле тела, недостойные погребения в освященной христианской земле.

— Так это что же, похоронные лодки? — изумился Бурцев. — Такой веселенькой беленькой окраски?! Кого эти шутники хотят обмануть?!