Рыцари рейха

Как понял Бурцев из беглых объяснений Джузеппе, «Золотой лев» представлял собой целый гостинично-развлекательный комплекс с сомнительной репутацией: питейное заведение, постоялый двор, публичный дом и что-то вроде подпольного клуба контрабандистов. И все под одной крышей и вывеской.

Крыша была старая и изрядно прохудившаяся. Вывеска болталась на ржавых цепях над низенькой дверцей. На толстой, растрескавшейся и потемневшей от времени доске Бурцев не без труда различил очертания грубо намалеванной гривастой кошки. Лев? Весьма сомнительно, вообще-то. И вовсе он даже не золотой, а синюшный какой-то — вроде испитой морды алкоголика. Если на рисунке и была когда-либо позолота, то давным-давно осыпалась.

Крепкие ребята в черных плащах пропустили их беспрепятственно. Даже поприветствовали Джузеппе сдержанными поклонами. Узнали, видать, постоянного клиента.

В окнах второго этажа мелькнула полуголая вульгарная девица. Смеясь, сделала купчишке ручкой. Как старому знакомому! Ага, а Джузеппе-то не такой уж безнадежный мужчина, как расписывала его Дездемона. Интересно-интересно... уж не здесь ли глава семейства пропадал ночами, пока его женушку обхаживал Бенвенутто?

— Порка путана! — злобно прошипела Дездемона.

Перевода не требовалось: путана — она и в Африке путана. А в Венеции — и подавно.

Джузеппе провел их внутрь. Однако же! Тяжелый отвратный духан. Гомон нетрезвых голосов. Удушливая полутьма. Где-то в «нумерах» второго этажа закричала в экстазе женщина, а здесь внизу... Да уж...

Залитый кровью былых драк, заплеванный и заблеванный донельзя земляной пол слегка присыпан свалявшимися опилками, стружкой и песком, но «покрывало» это не менялось, наверное, с сотворения мира. Под грязным слоем вроде бы даже что-то копошилось, а в углу валялась невесть откуда взявшаяся свинья. Антисанитария — полнейшая. Как тут вообще можно пить или есть — непонятно. Бурцева выворачивало уже от одного вида хваленого «Золотого льва».

Тем не менее несколько столов занимали многочисленные шумные компании. Судя по всему — моряки, вернувшиеся после удачной торговой экспедиции. Ребята говорили громко, а пили много. На столах и под столами в беспорядке валялись грязная посуда, объедки, черепки разбитых глиняных кружек. Кто-то — уже совсем хорошенький — мочился, не поднимаясь с лавки и не снимая штанов. Оглушительный гогот сопровождал этот процесс.

Невозмутимого хозяина — его Бурцев, как и обещал Джеймс Банд, сразу признал по красной роже — происходящие в таверне безобразия ничуть не трогали. Видимо, за все было уплачено сполна и заранее. А может, тут такое просто в порядке вещей?

— Скифо! Скифо! Скифо![65] — цедила сквозь зубы «ореол святости». — От-вра-ти-тель-но!

Еще один стол — в дальнем уголке-закутке возле окошка — был завален небольшими оструганными дощечками. Над дощечками склонился худощавый, болезненного вида юноша в потертом камзоле и громадном берете. Перепачканные сажей руки, мечтательно-печальные глаза, губа, по-детски оттопыренная в какой-то вечной и безысходной обиде на весь мир... Парень не пил и не ел. Он... Бурцев присмотрелся — да, действительно, он рисовал!

Зарисовано было все вокруг. Дощечки, стол под ними, соседний — пустующий — стол, стена у окна, лавка, на которой сидел молодой художник, и прочие лавки, до которых дотянулась его рука. А юноша в берете никак не мог остановиться. Уверенными движениями он в безумном упоении творца наносил угольком на дерево штрих за штрихом.

Вообще-то, Бурцев не был знатоком и ценителем живописи, но это! Мужчины и женщины, птицы и звери, дворцы и корабли, море и пасторальные пейзажи... Среди блевотины, плевков, потеков мочи и крови, среди пьяного гогота и визга проституток, среди тошнотворных запахов дурной кухни и отвратного пойла, среди кислой вони пота и испражнений рождались настоящие шедевры!

— Кто это, Джузеппе?

— Рисовальщик флорентийский, — пренебрежительно отозвался купец. — Джотто ди Бондоне[66]. Приехал в Венецию, чтобы запечатлеть сенсо. А пока вот упражняется где ни попадя. Видите, измалевал уж все углем. С головой, видать, у парня не в порядке. Но пока монета у флорентийца водится, его тут терпят. К тому же хозяин надеется, что парень обновит вывеску «Золотого льва».

Глава 53

А хозяин в замызганном фартуке уже спешил к ним с распростертыми объятиями. Точнее, не к ним — к их провожатому. Красная физиономия от избытка чувств стала пунцовой.

— Буон джорно[67], синьор Джузеппе!

Да, купца тут хорошо знали. Дружеские приветствия были шумными и долгими — пришлось прерывать.

— Джузеппе, скажи этому трактирщику, что нам нужен Джеймс-британец. Он должен ждать нас здесь. Он и его спутники.

Трактирщик оттопырил губу, задумался. Покачал головой, развел руками, что-то виновато залопотал по-итальянски.

— Он не знает никаких британцев. И среди его постояльцев нет ни одного человека по имени Джеймс, — перевел Джузеппе.

— А ну-ка дай ему одну монету.

Бурцев протянул Джузеппе свой кошель.

— Зачем давать? — Купец вцепился в сарацинский мешочек мертвой хваткой.