Рыцари света, рыцари тьмы

Дружественные семейства, как они сами себя называли, незаметно влились в принявшее их сообщество и образовали в нем родственные кланы. Сперва таких семей было тридцать, но потом их численность невероятно увеличилась. Все знали, что причиной такого близкого добрососедства — некие древние и даже священные узы, загадочные и непостижимые, но мало кого это удивляло. Связь между дружественными семействами была данностью, традицией, существовавшей еще до того, как родились их прапрадеды, и ей суждено было продлиться на многие поколения, когда не станет ни их самих, ни их правнуков. Они приняли эту взаимосвязь, наряду с христианством, как нечто само собой разумеющееся, ни разу не поинтересовавшись, что скрепило их всех воедино, к тому же так надолго.

Только в самых заветных тайниках родовой памяти семейств хранилась правда об их происхождении. Ее ревностно и добросовестно оберегал один представитель поколения из каждого клана, и передача тайны сквозь века была равносильна священному долгу. Прочие родственники, узнай они ее суть, не поверили бы, что это возможно.

Их предки, первооснователи дружественных семейств, были священнослужителями Иерусалимской общины, братьями и последователями первой экклезии[23] Иисуса и Иакова Праведного. Гибель Иисуса от рук римлян всколыхнула народ в Иерусалиме и во всей Иудее. Когда же за ней последовала жестокая расправа над Его братом Иаковом, забитым до смерти неизвестными злоумышленниками с помощью чеканной дубинки, она вызвала мощный всплеск недовольства и наконец вылилась в мятеж против Ирода и Рима. В ответ на эти события Веспасиан и его сын Тит вторглись в Иудею во главе римской армии с намерением беспощадно расправиться с еврейскими смутьянами и истребить их раз и навсегда.

Когда стало ясно, что Иерусалим больше не может выдерживать осаду, а значит, разрушения города и храма не миновать, священники братства надежно спрятали все самое ценное — записи и реликвии — глубоко под землей, куда не могли добраться римские захватчики. Только тогда, убедившись, что они сделали все возможное для сохранения святынь, которые они не могли увезти с собой, члены общины примкнули к тысячным толпам, покидающим Иудею.

Долгие годы они шли вдоль Средиземноморского побережья многочисленной и разрозненной, но тем не менее сплоченной самодостаточной группой, пока не достигли южной Иберии. В конце концов путешественники расселились по землям Лангедока, где впоследствии и закрепились, умножая свои состояния и знания, но не забывая древних традиций. Отныне сохранение священной истины было вверено тайному союзу, в который вошли избранные члены от каждого семейства. Этот союз стали называть орденом Воскрешения в Сионе.

Сен-Клер не мог без горькой усмешки думать о том, что он, взращенный в основном монахами и воинами и некогда тоже стремившийся примкнуть к христианской монашеской общине в Анжу, на родине предков, теперь, вместе с восемью собратьями, входил в самое несуразное образование в анналах христианства — в орден монахов-ратоборцев, бедных ратников воинства Иисуса Христа. Еще более смехотворным представлялось ему то, что его истовое увлечение историей христианства не прошло даром: теперь Стефан чувствовал в себе силы если не разрушить эту твердыню, то хотя бы посеять сомнения в подлинности ее догматов и тем самым подорвать ее устои.

РАЗОБЛАЧЕНИЕ год 1127 от P. X.

ГЛАВА 1

Брат Стефан внезапно проснулся, охваченный непонятной паникой. В голове еще гудело эхо, похожее на сдавленный крик. Он понял, что сидит на постели, закрываясь руками, словно от удара. Не сразу он почувствовал, что кругом не видно ни зги, во рту пересохло от ужаса, а сердце колотится так сильно, что больно в груди. Еле дыша, Сен-Клер изо всех сил долго вглядывался во тьму. Наконец он мучительно сглотнул и решился опустить руки, затем протер глаза и осмотрелся.

Кругом царила кромешная мгла. Снизу привычно давили жесткие доски койки, и, когда сердцебиение немного унялось, Стефан различил знакомые ночные звуки: храп, вздохи и бормотание собратьев, спавших по соседству. Значит, он зря боялся, что снова вернулся в тот ад, где лежал на узком дощатом ложе скованный по рукам и ногам.

Вздрагивая от пережитого испуга, Сен-Клер выпрямился и насторожил слух, пытаясь уловить хоть один незнакомый звук. Что-то же должно было так сильно встревожить его, что прервался столь глубокий сон — нечто спасительное и пугающее одновременно. Увы, как он ни напрягал слух, ничего необычного вокруг не происходило.

Помедлив, Стефан бесшумно выбрался из постели и постоял, чутко прислушиваясь, затем уверенно пробрался в темноте к стойке в углу, на которой висело оружие. Взяв меч, он положил ножны на койку, а сам неслышно двинулся ко входу своей загородки-кельи. Там он еще постоял, держа клинок наготове и напряженно вслушиваясь в тишину.