Рыцари света, рыцари тьмы

— Простите мне мое любопытство, если я сую свой нос куда не следует, но вы сами говорили, что ваше путешествие неожиданно для вас.

Де Пайен кивком и взмахом руки дал понять, что извинений не требуется.

— Ни о какой обиде нет и речи. Я получил известия, будто мой добрый друг недавно вырвался из турецкого плена и сейчас находится у госпитальеров в Иерихоне. Я не знал даже, что он вернулся в Святую землю — уж не говоря о захвате его неверными. В 1107 году он поехал домой, в Пикардию, и я предполагал, что он там и остался… но если услышанное мной окажется правдой, то, вероятно, он уже сколько-то времени снова здесь — и в это мне верится с трудом. Все эти годы я сообщал все касаемо себя его жене и моей сестре, Луизе… но вот уже который год от нее не приходит писем, поэтому я не знаю, считать ли ее живой или нет. А вы?..

Де Пайен мельком взглянул на своего спутника и сам же ответил на свой вопрос:

— Конечно нет. Вы еще слишком молоды, но скоро поймете, что с возрастом время бежит все быстрее. Всего два дня назад мне вдруг пришло в голову, что уже двадцать лет минуло, как я впервые оказался в Заморье, хотя с тех пор я навещал родные края… Семь лет пролетело с тех пор, как я получил от родной сестры последнюю весточку.

Следуя за двумя рыцарями, Арло Пайенский внимательно вслушивался в их разговор и улыбался исподволь, замечая, как хлопал глазами де Бофор, внимая каждому слову сира Гуга. Арло уже представлял, как будет рад похвастаться этот юнец и встречей и самой беседой, поскольку Гуг де Пайен был славен многими качествами, но разговорчивость и обходительность с чужаками в их число не входили. Напротив, он слыл грубияном и букой, а также крайне неуступчивым человеком себе на уме, всем навязывающим свое мнение, поэтому предпочитающим собственное общество любому другому и преуспевшим в старании настроить против себя целый свет. То, что он сейчас тратил время на бесцельные разговоры, сообщая о себе де Бофору некоторые личные подробности, было из ряда вон, о чем собеседник не преминет вскоре распустить слух.

Впрочем, де Бофор, казалось, ничего необычного не заметил. По его собственному признанию, он вместе с товарищами проехал от родного Амьена в Пикардии до портового города Гавра, где они сели на корабль, взявший курс на юг, в Марсель, а уже оттуда отправились на Кипр, где и сделали первую остановку на пути к Святой земле.

* * *

Де Пайен не всегда отличался недружелюбием и подозрительностью. Переменам в характере поспособствовали десять предшествующих лет, исполненных лишений и суровых жизненных уроков. Этапом, ознаменовавшим превращение рыцаря в угрюмого молчуна, по мнению Арло, стало взятие Иерусалима. Случилось это в пятницу, пятнадцатого июля 1099 года, в двадцать девятый день рождения Гуга. С той самой вехи он стал другим, а после его возвращения из пустыни, куда Гуг на три недели сбежал, ничего впоследствии не объяснив ни одной живой душе, включая и верного ему Арло, боевые товарищи увидели, как сильно он изменился. Преобразования, произошедшие в нем, во всей полноте сказались как раз после отлучки и многих чрезвычайно встревожили, поскольку большинство собратьев по оружию не понимали, как вести себя с этим, казалось бы, хорошо знакомым человеком.

Де Пайен сам избавил их от сомнений, прекратив сношения практически со всеми. Он был верен принятому решению и прервал всякое общение и дела с любым из этих лицемеров, скрывающих жажду крови под личиной верности христианским добродетелям. Где бы он ни скитался в течение тех трех недель, после возвращения он обрек себя на добровольное одиночество, живя изгоем среди бывших товарищей и сообщаясь с ними только ввиду неминуемых военных действий. До своего исчезновения Гуг охотно поддерживал любой разговор — теперь же замкнулся в себе и в ответ на все попытки завязать с ним беседу разворачивался и уходил прочь, не удостоив собеседника ни единым словом.

Однажды некоему рыцарю, записному задире и драчуну, взбрело в голову, что не в его правилах терпеть такое пренебрежение. Он налетел на де Пайена со спины и схватил его за плечи, желая развернуть невежу к себе лицом. Гуг вырвался и одним крепким ударом в лоб свалил обидчика наземь, лишив его чувств. Ближе к вечеру буян немного оправился и решил, что Гуг захватил его врасплох и не дал возможности оказать достойное сопротивление. Ссора возобновилась. На этот раз рыцарь атаковал де Пайена, потрясая мечом, что шло вразрез с боевым уставом. Гуг без труда и вроде даже неумышленно разоружил наглеца, выбив клинок у него из рук тяжелой дубинкой, и ею же хорошенько отколотил незадачливого вояку. Так рыцарь из Пайена раз и навсегда преподал всем урок: бесполезно пытаться навязать ему свое общество.