Большинство открытий греки сделали на пентеконтерах, ирландцы - на каррах. Арабы, скорее всего, использовали для этих целей, кроме дау, пятидесятивесельный шат - вероятно, помесь византийского дромона и, исходя из названия, арабской шайти. Это был бесспорный потомок пентеконтеры, известный с XI века и применявшийся на всем протяжении эпохи Крестовых походов. Но скорость должна была примерно вдвое превышать скорость пентеконтеры, потому что каждым его веслом управляли двое. Это суденышко совмещало в себе достоинства античной монеры, где количество весел равнялось количеству гребцов, и античной же полиеры, где веслом могли ворочать несколько человек, а в конечном счете явилось предтечей позднесредневековой галеры. Вполне возможно, что шат - это чисто гребная разновидность итальянской быстроходной саетты - «стрелы», окончательно оформившаяся, однако, на Балтике, где получила имя скют, скута - «лодка» (по-видимому, от голландского schuit - течь).
А сошел он с исторической арены именно тогда, когда в морях Севера формировались флоты нового типа, вобравшие в себя все лучшее, что могли предложить ведущие морские державы того времени, и сотворившие из этого «с мира по нитке» нечто совершенно новое, неслыханное...
ХРОНИКА ШЕСТАЯ
К востоку от Северного лежало еще одно море, мало известное в Европе и довольно долго не имевшее устоявшегося названия. Кажется, первым о нем упомянул греческий путешественник и ученый IV века до н. э. Пифей из Массалии (Марселя). Мы не знаем, как называлось это море в те времена, но римский ученый I века Плиний Старший, рассказывая о путешествии Пифея, употребляет слово Метуонис. По латыни это родительный падеж от «метуо» (страх). Море Страха.
Может быть, так его назвали сами римляне? Десятка за два лет до рождения Плиния, в 5 году, «море, о котором до этого никогда не слышали», по словам римского историка Веллея Патеркула, стало известным в Вечном городе. О нем заговорили. Заговорили после того, как туда забрел римский флот. Римские моряки удивленно разглядывали его неприветливые берега, многочисленные острова, песчаные пляжи.
Это море называли то Коданским заливом (он дал имя городу Гданьску), то Венетским или Славянским, то Свебским, то Сарматским. Руссы называли его Варяжским, а Адам Бременский, после 1068 года часто бывавший личным гостем датского короля Свена II Эстридсена и черпавший у него географические сведения, впервые дал морю имя, существующее и поныне,- Балтийское.
Благодаря бурной деятельности викингов это море быстро заняло подобающее место в маршрутах европейских торговцев. Со временем на его берегах возникают города, соперничающие с признанными торговыми центрами Севера.
Но общая конфигурация Балтики долго еще была покрыта мраком. Ее хорошо знали только пираты. Те же, кто не имел чести принадлежать к их почтенной корпорации, изображали Балтийское море каждый в меру своего разумения, то вытягивая его в широтном направлении, то располагая в меридиональном и нанося известные по слухам заливы в зависимости от своего вкуса и эрудиции, а то и вовсе обходясь без излишних изгибов береговой линии.
Это неудивительно. Адам Бременский сообщает, что сразу после заключения мира с датчанами в 1064 году Харальд Суровый, с малолетства склонный к приобретению разнообразных знаний, отплыл с датским военачальником Ганузом, чтобы исследовать «неизведанные просторы» Балтики, но они воротились, «изнуренные и побежденные противными ветрами и пиратами».
Бернхард Варен впервые дал более или менее верную картину: «Море балтгёское, пазуха коданская, въ нѣмцахъ несвойственно нарицается cie гостъ зее, изходитъ изъ океана, и идетъ между землями между зеландиею и островомъ датскимъ, и между готфiею и между землею шведскою, якоже и между зелащиею и ютлащиею, первѣе долговатымъ путемъ отъ полунощи къ полудню течетъ, a6ie же въ бокъ пошедши, далечайшимъ путемъ до страны полунощныя проходитъ... Отъ страны западныя имѣетъ швещю, и лапшю, три пазухи вторые издаетъ (или вторые три отноги морскie), отъ которыхъ двѣ суть продолговаты: си есть: ботнитская и финская. Третья же есть широкая, сирѣчь ливонская. Рѣки преславныя величиною cie море въ себе прiемлетъ».
С упадком «эпохи викингов» балтийские народы попытались упорядочить свои расплывчатые и зыбкие границы и свое (точно такое же) положение на морских побережьях. Дабы убедиться, что осуществить это не так-то просто, им не понадобилось много времени. Не успевали горожане обнести свое владение стеной, как у этой стены моментально появлялись пираты, прочно и с удобствами обосновывавшиеся во всех пригодных для корабельных стоянок бухтах. Особенно их привлекали укромные острова и шхеры у восточного побережья Ютландии, послужившие в свое время викингам, а теперь гостеприимно принявшие новых хозяев.