Рыцари удачи. Хроники европейских морей.

Смерть Энрики и то обстоятельство, что Португалия равнодушно взирали на положение дел в далеком от нее Средиземном море, всколыхнули пиратскую дея­тельность во всем этом бассейне. Особенно интенсив­ной она стала у североафриканских берегов: Гибралтар был теперь заперт для мавров, и они старались возместить упущенное на других путях.

С этого времени мавританские, или, как их еще называли, варварийские (берберийские) пираты прини­мают кроваво-экзотическую окраску в бесчисленных рассказах и россказнях того времени. Редко обходятся без их упоминания и летописцы, и люди делового мира, и политики, и авторы развлекательных новелл. Изо­бретение в середине XV века книгопечатания дало «путевку в жизнь» самым невероятным историям, делая их всеевропейским достоянием.

Италия первая вступила в эти годы на путь воз­рождения античных идеалов во всех областях культу­ры, и мавры давали ее писателям неисчерпаемый и первоклассный материал для контрастного отображе­ния двух рас (черной и белой), двух вер (мусуль­манской и христианской), двух языков (экзотичные имена мавров и «нормальные» - христиан). Молва о чернокожем населении тропической Африки, «живые» негры, носящие по улицам паланкины португальских и испанских вельмож, хорошо известные обитатели мавританского побережья в той же самой Африке,- все это привело к выработке особого типа литератур­ного героя - чернокожего мавра, коварного, свирепо­го, раба своих страстей, хотя порою и не лишенного благородства. Ведь многие знали о них только понаслы­шке: например, феррарец Джамбаттиста Джиральди Чинтио, включивший в свои «Экатоммити» новеллу о венецианском военачальнике-мавре, «человеке боль­шой храбрости», загубившем свою белокожую жену по имени Дисдемона в припадке ревности по навету завистливого поручика. У Чинтио этот мавр еще бла­городен, отважен и даже симпатичен. Англичанин Шекспир, сочинивший по этому сюжету трагедию и давший мавру имя, рисует его в совсем других тонах, черное становится у него беспросветно черным, бе­лое - ослепительно белым.

Это было время, когда даже самая короткая про­гулка по Средиземному морю таила в себе множество приключений и опасностей. Любой корабль, куда бы ни устремлял он свой бег, на деле всегда держал один и тот же курс - в неизвестность.

Флорентийский монах Аньоло Фиренцуола расска­зывает в своих «Беседах о любви» занимательную историю о том, как один корабль, направлявшийся из Флоренции в Валенсию, был занесен бурей к бере­гам Туниса и погиб в нескольких милях от города Сус. Одного из пассажиров, по имени Никколо, по­добрали на берегу рыбаки, «с великим трудом» при­вели его в чувство, а когда он заговорил, горячо воз­благодарили Аллаха за столь великолепный улов и тут же продали его в рабство знатному мавру Ладжи Амету (вероятно, Хаджи Ахмеду). Прослышав об этом, друг Никколо, флорентиец Коппо, быстро собрал боль­шую сумму денег и прибыл в Тунис, чтобы выкупить незадачливого путешественника.

Тут надо заметить, что человек, прибывавший к пиратам для переговоров о выкупе, не только был всегда в безусловной безопасности (как и его кошелек), но и пользовался почетом и гостеприимством «по выс­шему разряду». Пираты очень дорожили своим дело­вым реноме. Если даже переговоры оканчивались ничем, гостю иногда давали охрану, чтобы он мог беспрепятственно выйти за пределы «территориаль­ных вод». Однако в данном случае не понадобились ни деньги, ни охрана. Оказалось, что молодая жена Ладжи Амета, без памяти влюбившаяся в пригожего невольника, только о том и мечтала, чтобы переме­нить господина. Сговорившись обо всем, молодые люди назначили время, и мавританка, «собрав предвари­тельно изрядный запас золота, серебра и иных дра­гоценностей», однажды утром отправилась с Никколо на прогулку в сторону гавани. Само собой, шикар­ный корабль Коппо, покачивавшийся у причала, при­влекал всеобщее внимание, и ничего нет удивитель­ного в том, что любопытная женщина (а женщина Востока любопытна вдвойне) выразила желание осмот­реть его. Вышколенные матросы подняли паруса и отда­ли швартовы тотчас же, как только она и Никколо сту­пили на палубу, и ее свите, замешкавшейся на берегу, осталось только призывать гнев Аллаха на головы «не­верных». Пока Ладжи Амет организовывал погоню, корабль Коппо "был уже в Мессине.