Рыцари удачи. Хроники европейских морей.

Гханья же с самого начала конструировалась за­падными арабами как скоростное пиратское и военное судно, сравнимое с дромоном. Может быть, как раз поэ­тому в Средиземном море она стала прототипом первых арабских фрахтовых парусников, умевших постоять за себя. В связи с этим корпус гханьи претерпел различ­ные изменения, но высокая корма оставалась в не­прикосновенности. И сохранилась быстроходность. Первоначально гханья - это длинное и стройное суд­но с тремя мачтами, несущими паруса дау и распо­ложенными каждая по-своему (кажется, единственный случай в истории судостроения): грот-мачта имела традиционный для дау наклон вперед, бонавентур-мачта (второй грот) - назад, а бизань крепилась вертикально. С таким «сарацинским» кораблем, при­надлежавшим Саладдину, повстречался в 1191 году Ричард Львиное Сердце в Третьем крестовом походе к берегам Палестины. Длина корпуса гханьи по ва­терлинии достигала двадцати с половиной метров, на пять метров превышая длину киля, а общая длина - тридцати. Ширина в среднем составляла пять с поло­виной метров. Облегченная конструкция и сравнитель­но низкая высота борта (метра три) обеспечивали маленькую осадку - от двух до двух с половиной метров. Двухмачтовые гханьи того времени неизвест­ны, их расцвет пришелся на середину XVIII века и все еще продолжается. Возможно, однако, что гханьи времени арабо-византийского противостояния мало от­личались от этих поздних модификаций, и обе их мач­ты имели семиградусный наклон вперед, а площадь парусности достигала трехсот квадратных метров.

Описание всех типов и разновидностей арабских судов могло бы вызвать легкое головокружение: их свыше полусотни, ибо достаточно было изменить ка­кую-то одну деталь (например, при постройке на другой верфи, со своими традициями и канонами) - и поя­влялось судно нового типа. Однако уже и из сказанного понятно, что византийцы получили на море достойного соперника. Как, впрочем, и арабы.

ХРОНИКА ВТОРАЯ.

повествующая о том,

как люди Севера отвоевывали

себе жизненное пространство.

Пример арабов, объединивших под знаменем единой веры ко­лоссальные территории, был свеж, ярок и заразителен. На завоевание Европы ринулись христиане, чья религия в 394 году была про­возглашена Феодосием «единственной и истинной» для всей Римской империи.

К исходу X века языческими оставались лишь мелкие княжества между Эльбой и Шпрее на западе, Западной Двиной на восто­ке, Карпатами на юге и побережьем Балтики на севере. Христианство окрепло настоль­ко, что вскоре могло уже позволить себе крестовые походы против арабов.

Две веры, два мира противостояли друг другу на Ближнем Востоке и в Западной Европе. Роль гегемонов в первом приняли на себя арабы, во втором - не Византия, как можно было бы ожидать, а недавно еще никому неведомые норманны.

Норманны шли по следам ирландцев.

Одним из важнейших моментов в истории раннего христианства было отшельничество, известное с первых веков новой эры. В V- VI веках Зеленый Эрин, как называли Ир­ландию, стал всеевропейским прибежищем всех гонимых. Сюда спасались от очисти­тельных костров друиды и ученые, заботив­шиеся о сохранении не только своей брен­ной плоти, но и нетленных искр знания. Собранные воедино, эти искры заполыхали ослепи­тельным факелом и осветили эту часть мира, так и остававшуюся «темной» со времен античности. Изучив ее визуально, ученые переселенцы засели за авторите­ты - труды Гомера и Вергилия, Плиния и Солина, Страбона и Птолемея, Цезаря и Блаженного Августи­на. «Есть три источника знания,- рассуждал Роджер Бэкон,- авторитет, разум и опыт. Однако авторитет недостаточен, если у него нет разумного основания... И разум один не может отличать софизма от настоя­щего доказательства, если он не может оправдать свои выводы опытом...» Комментирование древних ману­скриптов с ошеломляющей очевидностью вскрыло гро­мадные пробелы в мировоззрении авторитетов. Воспол­нить эти пробелы должен был опыт, эксперимент.

Ирландия показала европейским переселенцам все преимущества своего географического положения. Углубленное изучение трудов классиков требовало спо­койного уединения. Набеги с континента навели на мысль строить монастыри с крепкими стенами и тихи­ми кельями. Одним из самых почитаемых стал боль­шой монастырь на острове Айона, основанный святым Колумбой (521-597), чье жизнеописание донес до нас благочестивый Адомнан.

Однако неверно было бы думать, что жизнь ирланд­ских монахов была сплошной идиллией. Да и не это­го они искали за морем. Они сами должны были создать для себя нужные им условия.

Христиане Египта или Иудеи находились в этом смысле в выигрышном положении: под боком была пу­стыня, где очень удобно предаваться размышлениям и умерщвлять плоть, да и климат не требовал осо­бых хлопот об одежде или жилье.