Гханья же с самого начала конструировалась западными арабами как скоростное пиратское и военное судно, сравнимое с дромоном. Может быть, как раз поэтому в Средиземном море она стала прототипом первых арабских фрахтовых парусников, умевших постоять за себя. В связи с этим корпус гханьи претерпел различные изменения, но высокая корма оставалась в неприкосновенности. И сохранилась быстроходность. Первоначально гханья - это длинное и стройное судно с тремя мачтами, несущими паруса дау и расположенными каждая по-своему (кажется, единственный случай в истории судостроения): грот-мачта имела традиционный для дау наклон вперед, бонавентур-мачта (второй грот) - назад, а бизань крепилась вертикально. С таким «сарацинским» кораблем, принадлежавшим Саладдину, повстречался в 1191 году Ричард Львиное Сердце в Третьем крестовом походе к берегам Палестины. Длина корпуса гханьи по ватерлинии достигала двадцати с половиной метров, на пять метров превышая длину киля, а общая длина - тридцати. Ширина в среднем составляла пять с половиной метров. Облегченная конструкция и сравнительно низкая высота борта (метра три) обеспечивали маленькую осадку - от двух до двух с половиной метров. Двухмачтовые гханьи того времени неизвестны, их расцвет пришелся на середину XVIII века и все еще продолжается. Возможно, однако, что гханьи времени арабо-византийского противостояния мало отличались от этих поздних модификаций, и обе их мачты имели семиградусный наклон вперед, а площадь парусности достигала трехсот квадратных метров.
Описание всех типов и разновидностей арабских судов могло бы вызвать легкое головокружение: их свыше полусотни, ибо достаточно было изменить какую-то одну деталь (например, при постройке на другой верфи, со своими традициями и канонами) - и появлялось судно нового типа. Однако уже и из сказанного понятно, что византийцы получили на море достойного соперника. Как, впрочем, и арабы.
ХРОНИКА ВТОРАЯ.
Пример арабов, объединивших под знаменем единой веры колоссальные территории, был свеж, ярок и заразителен. На завоевание Европы ринулись христиане, чья религия в 394 году была провозглашена Феодосием «единственной и истинной» для всей Римской империи.
К исходу X века языческими оставались лишь мелкие княжества между Эльбой и Шпрее на западе, Западной Двиной на востоке, Карпатами на юге и побережьем Балтики на севере. Христианство окрепло настолько, что вскоре могло уже позволить себе крестовые походы против арабов.
Две веры, два мира противостояли друг другу на Ближнем Востоке и в Западной Европе. Роль гегемонов в первом приняли на себя арабы, во втором - не Византия, как можно было бы ожидать, а недавно еще никому неведомые норманны.
Норманны шли по следам ирландцев.
Одним из важнейших моментов в истории раннего христианства было отшельничество, известное с первых веков новой эры. В V- VI веках Зеленый Эрин, как называли Ирландию, стал всеевропейским прибежищем всех гонимых. Сюда спасались от очистительных костров друиды и ученые, заботившиеся о сохранении не только своей бренной плоти, но и нетленных искр знания. Собранные воедино, эти искры заполыхали ослепительным факелом и осветили эту часть мира, так и остававшуюся «темной» со времен античности. Изучив ее визуально, ученые переселенцы засели за авторитеты - труды Гомера и Вергилия, Плиния и Солина, Страбона и Птолемея, Цезаря и Блаженного Августина. «Есть три источника знания,- рассуждал Роджер Бэкон,- авторитет, разум и опыт. Однако авторитет недостаточен, если у него нет разумного основания... И разум один не может отличать софизма от настоящего доказательства, если он не может оправдать свои выводы опытом...» Комментирование древних манускриптов с ошеломляющей очевидностью вскрыло громадные пробелы в мировоззрении авторитетов. Восполнить эти пробелы должен был опыт, эксперимент.
Ирландия показала европейским переселенцам все преимущества своего географического положения. Углубленное изучение трудов классиков требовало спокойного уединения. Набеги с континента навели на мысль строить монастыри с крепкими стенами и тихими кельями. Одним из самых почитаемых стал большой монастырь на острове Айона, основанный святым Колумбой (521-597), чье жизнеописание донес до нас благочестивый Адомнан.
Однако неверно было бы думать, что жизнь ирландских монахов была сплошной идиллией. Да и не этого они искали за морем. Они сами должны были создать для себя нужные им условия.
Христиане Египта или Иудеи находились в этом смысле в выигрышном положении: под боком была пустыня, где очень удобно предаваться размышлениям и умерщвлять плоть, да и климат не требовал особых хлопот об одежде или жилье.