– В самом деле? Господи помилуй, она так прямо и сказала? – Роджер не на шутку рассердился. – Вот чем оборачивается хорошее отношение к женщинам. Надо бы ему пройтись по ней палкой.
– Да не виновата она вовсе! – горячо заступилась Элизабет, тоже рассердившись. – Ее, беднягу, не посвятили в эти вещи, вот она и закусила удила.
Херефорд прикусил язык: он забыл, что это еще оставалось больным местом и для Элизабет.
– В остальном все спокойно? – переменил он тему разговора.
– Развяжи эту штанину, Роджер, дай посмотреть, что У тебя с ногой. В замке все спокойно. Но целое утро я успокаивала Анну, а когда вышла, разговоры были самыми обычными. Увижу Ли, спрошу у нее.
Говоря это, она помогала ему раздеться и, подтолкнув его к стулу, начала снимать повязку.
– Осторожно, больно!
– Ничего не поделаешь, терпи, – отвечала Элизабет без всякого сочувствия. – Если бы сразу вернулся домой, одежда бы не присохла к ране. – Она внимательно ее рассмотрела. – Ужасная дыра, – сказала она смягчившись. – Может быть, лучше зашить рану? Давай я отмочу повязку, чтобы она отошла легко.
– Не надо, только сразу.
Сорвав повязку, Элизабет лучше могла оценить состояние травмы и решила, что накладывать шов не нужно. Ссадина была длинная, рваная, но не глубокая, и, по ее мнению, должна хорошо заживать под повязкой. Херефорд не стал прятать вздоха облегчения; когда надо, он был настоящий стоик, но вовсе не считал нужным казаться героем всегда и везде.
– Можешь сказать, какое бедствие ожидает нас сегодня вечером? – говорила Элизабет, аккуратно забинтовывая ему ногу. – Хочу знать, можно ли мне надеть светлое блюо.
– Ничего сказать не могу, – прошептал Херефорд, – мне что-то очень неважно.
Его голос был в самом деле таким жалким, что Элизабет вскочила и в тревоге склонилась было над ним, но вовремя заметила следящий за ней хитро прищуренный глаз. Притворившись, что не замечает этого, Элизабет приблизилась и со всей силой двинула его в ухо. Отскочив на безопасное расстояние, крикнула:
– Слабость – от недостатка крови в голове. Вот лучшее лекарство!
– Изверг! Откуда ты взялась такая! В тебе нет ни капли сочувствия. Я тут истекаю кровью, умираю…
– Только не здесь, – жестко отвечала Элизабет. – Истекать кровью и умирать отправляйся на двор или в зал. Здесь ты перепачкаешь все ковры. Эти дурные привычки у меня не пройдут!
Херефорд от души расхохотался. На миг ее опередив, несмотря на поврежденную ногу, он настиг ее и обхватил в страстном бесстыдстве полного хозяина.
– Отпусти, Роджер. Мы и так засиделись за разговором. Отпусти! Ты обидишь гостей, хочешь, чтобы они рассердились и уехали?
– Да. Я хочу, чтобы в замке, кроме нас двоих, не было ни одной живой души. – Говорил он с большим чувством, никаких следов веселья на лице у него не осталось. – Мне хочется всю тебя съесть вместе с башмаками, Элизабет. – Она конвульсивно дернулась, в глазах Херефорда отразилась боль, когда он разжал свои руки. – Когда-нибудь, когда ты будешь только моей… Только ты одна, чтобы не было никого и ничего… Может быть, тогда я смогу тебя понять совсем.
Глава седьмая
Элизабет проснулась, крича от боли: кто-то ее сильно ударил. Задыхаясь от страха, она вскочила, закрылась руками от нового удара и увидела, что она лежит в постели, а ударил ее собственный муж. Он замахивался снова, она в ужасе отшатнулась, решив, что тот сошел с ума, и тут поняла, что он спит и ведет борьбу во сне.
– Роджер! Проснись, Роджер! – трясла она его за плечи, но испугалась по-настоящему, когда его рука потянулась к обнаженному мечу, стоявшему в изголовье.
– Ты что, Элизабет! – Меч был в его руке, он сел и положил его на колени. – Тише, не кричи. Чего ты испугалась?
– Ты проснулся?
– Проснулся. Какой тут сон, когда тебе в ухо кричат! Тебе приснилось что-то нехорошее?
– Это тебе снилось нехорошее. Убери свой меч. Ты мне поставил синяк под глазом. Хорошенькое дело, мне еще надо объяснять, что мне приснилось! Это ты дрался с кем-то во сне.
– Прости, Лизи! Ушиб тебя?
– Нет, – отвечала она едко, – просто получила синяк и свернутую челюсть.
– Ничто на свете не может заставить меня ударить тебя, Элиза, ничто и никогда! – бормотал Херефорд, снова ложась и прижимая ее к себе.
– Да что тебе приснилось, что ты так разбушевался во сне?
Роджер знал множество способов успокоить женщину, но в постели ему на ум пришел только один.
– Не помню, – сказал он рассеянно и крепче обнял ее. За два месяца замужества Элизабет поняла, что просить Роджера не трогать ее – бесполезно. Всякий раз, как она просила об этом, он добивался компромисса, лаская ее до тех пор, пока в ней не пробуждалось желание, и сколь ни сладостно было ей потом, собственная слабохарактерность казалась ей унизительной. Но иногда его можно было отвлечь шуткой или вопросом.
– То ты колотишь меня до полусмерти, а теперь пытаешься задушить, – голос ее звучал сухо, но свободной рукой она гладила его по лицу и волосам. – Что это было, демоны или кто-то из реальных людей?