Рыцарская честь

– Я тебе нужен, значит, я пойду с тобой! Глупец, ты торгуешься со мной. Но я тебе не слуга, я не желаю вникать в твои дела. Однажды, когда ты что-нибудь сделаешь или скажешь не так, я выступлю против тебя. – Он подошел к лежащему брату и посмотрел на него сверху вниз. – Тебе не купить моей преданности, Роджер, потому что у тебя право первородства, и за это я ненавижу тебя.

Херефорд не посмотрел на него. Его лицо заблестело в сумраке шатра, возможно, это выступил пот, но Элизабет подумала, что он плачет. Вальтер не обращал на это внимания. Он наклонился к брату и положил руку на здоровое плечо.

– Но в одном ты справедлив. Ты сказал как-то, что мы с тобой одной плоти и одной крови. Когда просишь меня как брата, я ни в чем не могу тебе отказать.

Он выпрямился и направился к выходу, но тут же обернулся и закончил деловито:

– Давай договоримся так. Я пойду с тобой и буду служить тебе, сколько смогу. Ты пока подбирай себе помощника по душе. Когда найдешь такого, отпустишь меня совсем… или когда это станет мне совсем в тягость. Я тогда скажу тебе и уйду сам.

Глава одиннадцатая

Солнце светило весь день, но для троих всадников большого отряда, ехавшего с полудня до самого позднего вечера, оно было невидимо за тучами мрачного настроения. Возглавлявший отряд Вальтер терзался сомнением, что напрасно так горячо взялся помогать брату. В середине отряда, где было наиболее безопасно, вместе ехали Херефорд и Элизабет; он был без доспехов, левая рука плотно прибинтована к телу, чтобы не тревожить тряской поврежденное плечо. На таком порядке настоял Вальтер, а Роджер пассивно и молча согласился. Он понимал свою бесполезность в авангарде или арьергарде, понимал, что представляет дополнительную обузу для отряда, вынужденного защищать его в случае нападения, но и без этого он все равно бы со всем согласился, потому что ему все стало безразлично. Он отрешенно молчал, погрузившись в невеселые думы, связанные с настроением брата и переживаниями из-за Элизабет. Жена не смела заговорить с ним; страха у нее не было, но при виде молчаливо страдающего мужа ее мучили угрызения совести. И она не спускала с него полных боли глаз. К сожалению, Херефорд на нее ни разу не взглянул, иначе, хорошо зная женщин, он сразу бы все понял, и тяжкий груз на душе стал бы вдвое легче.

Они еще не покинули враждебную землю, но испытывать долготерпение Роджера было опасно. Вальтер и Сторм решили остановиться на ночлег и разбили лагерь. Херефорд и тут не стал возражать, как он ни торопился; с одной стороны, он был сильно измучен, а с другой – на следующий день им предстояло разлучиться. Сторм должен был ехать с Элизабет на запад, в Херефорд, а они с Вальтером – на юг, в Девайзис. Себе Роджер не признавался, но возражать против ночевки в лагере он не стал еще и потому, что ночью, наедине, можно было бы как-то наладить свои отношения с женой. Когда посланные за провизией вернулись и они с Элизабет остались одни у костра, он продолжал сидеть молча, тупо уставившись на огонь. Тут Элизабет решилась заговорить и слабым голосом сказала:

– Роджер, поешь хоть немного.

Херефорд механически протянул к лежащему перед ним цыпленку руку, хотел разломить его и застонал от боли. Элизабет побледнела и потупилась. Это из-за нее мучился муж, и ей вспомнилось обо всем. Херефорд, конечно, так не думал. Для него травма связывалась с успешным поединком, и воспоминание о том, как он сломал ключицу, если и могло оказывать на него влияние, то только в направлении улучшения настроения. В другой обстановке и в другое время он очень бы гордился этим.

– Дай я сделаю.

Элизабет разломила цыпленка на четыре части и протянула мужу, который первый раз за весь день посмотрел на нее без заслоняющего глаза гнева. Ее облик напугал его: за своими заботами он как-то упустил из виду, чего стоила Элизабет эта нескончаемая неделя переживаний из-за бедствия, причиной которого она оказалась. Он медленно взял кусок цыпленка, придумывая, как начать разговор.

– Тебе самой тоже надо поесть. Завтра предстоит долго ехать.

От его мягкого голоса в глазах у нее встали слезы, она их опустила и сказала тихо:

– Я не голодна.

– Я тоже, но это не причина морить себя голодом.

– Тебе плохо? У тебя жар?

Теперь Элизабет занимали вещи серьезные, а собственные переживания уже не смущали. Она протянула к лицу мужа руки, убрала волосы, пощупала лоб и, не удовлетворившись этим, подошла ближе, тронула лоб губами. – Нет, – вздохнула она, одновременно с облегчением и сожалея. С лихорадкой она, возможно, могла бы отвезти его домой, в Херефордский замок.

Муж с удовольствием допустил эту ласку и сладостно закрыл глаза.

– Я очень устал, Элизабет. Устал и печалюсь.