Рыцарский долг

— Ты прав, рыцарь, — кивнул головой Толуй, — власть моя пока лишь громкое слово. Ни один нойон не отправится в поход до завершения харултая. А на харултае уже готовы провозгласить правителем Угедея. Но у меня есть несколько лун, чтобы доставить тело отца в Иерусалим и там его предать земле. Когда я возвращусь в Каракорум и объявлю, где нашел последнее пристанище покоритель вселенной, все войско без колебаний встанет под мое знамя и, не давая отдыха коням, поскачет к последнему морю, чтобы могила великого Чингисхана как можно скорее оказалась на земле, завоеванной монголами. Ни Угедей, ни даже многомудрый Сюцай Елюй не смогут сказать и слова против, и о том, кого в таком случае изберет харултай, можно не гадать.

— Смелый план, — немного подумав, кивнул Сен-Жермен. — Дерзкий, но вполне осуществимый. Только как ты собираешься добраться до Иерусалима, царевич? Ведь каменный саркофаг не погрузишь на верблюда, а твои воины похожи на кочевников и купцов не больше, чем орлы на домашних куриц.

— Поэтому я и прибыл сюда, нойон! — отозвался Толуй. — Как видишь, я не могу направить на запад армию. Я прошу тебя соединиться с моим отрядом и сопровождать саркофаг до Святого Града.

— Боюсь, что это не совсем то, чего ожидает от нас святой отец, — покачал головой Сен-Жермен. — Мы посланы, чтобы передать призыв тому, кто сможет на него ответить…

В подземелье воцарилась гнетущая тишина. Приор обернулся к братьям. По выражению его лица было видно, что Сен-Жермен поставлен перед чрезвычайно тяжелым выбором.

— Что скажете, рыцари? Выполним приказ дословно, дождемся завершения харултая и передадим послание избранному великому хану, кем бы он ни оказался? Или же…

Стоящий позади царевича Чормаган-нойон что-то произнес по-монгольски.

— Что он сказал? — толкнул Робер под бок стоящего рядом мастера Грига.

— Он говорит, — отозвался киликиец. — Монгольская мудрость учит: у правды железное лицо.

— Вот уж верно сказано — кивнул в ответ арденнец, — тащились через эту проклятую пустыню, думая, что приведем обратно огромное войско. А тут оказывается, у монголов свои дела, и нам придется или ждать у моря погоды, или вместо стотысячного войска доставить с собой царевича, у которого под рукой не больше сотни бойцов.

— Чингисхан, пришедший в Иерусалим, даже после смерти стоит десятков тысяч солдат, — отозвался брат Серпен. — Мы можем нарушить букву нашей миссии, но должны сохранить ее дух.

— Не знаю, кто такой этот Угедей, — добавил к его словам де Мерлан, — но скажу вам честно, что с такими воинами, как Толуй и Чормаган, я бы счел за честь биться плечом к плечу.

— Конечно же, мы поступим так, как нам велит христианский и рыцарский долг, — кивнул Сен-Жермен, — однако…

— Это еще не все, — глядя на колебания приора, произнес Толуй. — Отправляясь в путь, мы взяли с собой то, что, я уверен, не оставит вас равнодушными.

Чормаган откинул крышку ближнего сундука. Там, на груде золотых монет, лежал неширокий золотой обруч, украшенный большими рубинами и сапфирами. Его зубцы были отлиты в форме крестов, которые носили братья ордена Святого Гроба.

— Корона Иерусалимского королевства, которую Саладин захватил в Хаттинском сражении, — прошептал Сен-Жермен — и впервые за все время Жак услышал, как его голос дрожит от волнения. — Но как она оказалась у вас?

— Саладин преподнес ее в дар халифу Багдада, — ответил Толуй, — а тот, в свою очередь, отправил среди других подарков отцу, умоляя его не нападать на Ирак.

Рядом с короной в сундуке лежала огромная книга в золотом окладе и застежками для семи замков.

— Письма Святого Гроба! — снова прошептал приор. — Ассизы Иерусалимского королевства, которые охранял наш орден до того, как Святой Град был сдан Саладину. Возвратив эти реликвии в Иерусалим, мы прославим имя Христа и вселим в крестоносное воинство новую надежду! Что же, думать теперь больше не о чем. Выбор сделан, хан Толуй!

Молодой хан улыбнулся и, не умаляя царского достоинства, чуть склонил голову в благодарном поклоне:

— Раз мы достигли согласия, то давайте покинем это место, которое стало временной усыпальницей. Негоже здесь говорить о приземленном. Устроим совет, где решим окончательно, что необходимо сделать перед тем, как отправиться в путь.

Поздно вечером, перед самым закатом они покинули подземное убежище. Слушая, как со всех минаретов муэдзины призывают правоверных творить вечерний намаз, они дождались, когда ярко-красный солнечный диск, размытый потоками горячего воздуха и колеблющийся в нем, словно свет лампы, висящей за раскаленным очагом, скроется за кромкой пальмовых лесов, и отправились обратно к берегу реки. Там их ждала та же самая барка, а кони, накормленные и вычищенные, радостно ржали под навесом, завидев своих хозяев. Вскоре над мачтой поднялся парус, гребцы налегли на весла, и барка медленно начала продвигаться вверх по течению.

* * *