— Я гляжу, что ты цел и невредим, сир де Барн, — поднимаясь на ноги, удивленно произнес Жак. — И многие из защитников остались в живых?
— К сожалению, нет, монсир, — с грустью в голосе отвечал яффский рыцарь. — Все, кого не смыло водой, погибли под камнями. Уцелели лишь те, кто успел подняться на самый верх и находился у этих трех кибиток.
Он повернулся в ту сторону, куда показывал собрат тевтонского ордена. Три кибитки Толуя, наполовину заваленные камнями, стояли на том же самом месте, где их оставили защитники во время последнего боя. Из-за них появилась широкоплечая фигура рыцаря, в котором Жак без труда узнал Серпена.
— Похоже, только зря теряем время, — подойдя поближе, сказал тот, — под завалами только трупы. Мы ловим оставшихся лошадей, не пешком же нам отсюда уходить.
— Робер! — позвал Жак.
— Он погиб, брат-рыцарь, — послышался из-за спины печальный голос. — На том месте, где он сражался, один из самых больших завалов.
Жак развернулся. Перед ним, сжимая в руке арбалет, стоял мастер Григ.
— Павшие в этой битве навсегда останутся в наших сердцах, — положив руку на плечо бывшему бургундскому виллану, произнес киликиец. — Но сейчас, Жак, мы должны в первую очередь позаботиться о себе и о возложенной на нас миссии. Близится полночь, и нам нужно как можно скорее решить, что делать дальше.
— Так кто же остался жив? — спросил Жак.
— Немногие, увы, — ответил тот, — я, ты, брат Серпен, приор Сен-Жермен, де Барн и Недобитый Скальд. А из монголов только Толуй и Чормаган-нойон.
Вскоре на площадке у кибиток собрались все, о ком говорил мастер Григ.
— Vare, legionis redde! (Вар, верни легионы!) — оглядывая место сражения, печально произнес Сен-Жермен. — Крестоносного братства рыцарей Святого Гроба больше нет.
Жак вспомнил монастырскую учебу — фраза, произнесенная на латыни, принадлежала римскому императору Августу, узнавшему о том, что армия под командованием полководца Квинтилия Вара была разгромлена германцами.
— Тот, кто забрал наших братьев, не вернет их назад, мессир, — тихо произнес в ответ Жак. — Но, как бы то ни было, а поле боя осталось за нами. Мы целы, враги погибли, и то, что мы должны доставить в Иерусалим, по-прежнему под нашей охраной.
Сен-Жермен покачал головой и собрался было что-то ему ответить, но их разговор прервали монголы, которые вдруг начали жаркий спор. Толуй что-то строго приказывал своему нойону. Тот не соглашался, упрямился, и даже, судя по необычно жесткому тону, позволил себе в отношении монгольского принца несколько резких выражений.
— О чем они говорят? — спросил приор.
— Хан приказывает Чормагану выбрать двух лучших коней и, не теряя ни минуты, что есть сил нестись в Каракорум, чтобы задержать харултай до его возвращения, — перевел мастер Григ. — Чормаган отказывается это делать, говоря, что лучше бы именно он, хан Толуй, поехал в Монголию, а Чормаган остался с нами и довершил дело, исполнив завещание Чингисхана. Что несмотря ни на что поездка в Иерусалим смертельно опасна. Толуй в свою очередь говорит, что хоронить отцов обязаны дети, а подданные должны исполнять приказы, и он, Чормаган, обязан успеть в Каракорум до начала харултая, дабы все их жертвы не оказались напрасны.
— Монгольский хан прав, — кивнул Сен-Жермен. — Нам предстоит нелегкий и небыстрый путь. Все изменилось, и от того, будет ли Толуй избран новым великим ханом, зависит слишком многое. Переведи ему, уважаемый мэтр, что сейчас Чормаган гораздо нужнее там, в Каракоруме, чем здесь.
Выслушав перевод, нойон угрюмо поглядел на франков, затем на хана, кивнул и, более не прекословя, начал собираться в дорогу. Выбрав, как того и требовал Толуй, самых лучших коней и набив переметные сумы всем, что было необходимо для долгого и опасного пути, Чормаган-нойон, обняв по очереди всех рыцарей, поклонился Толую и вскочил в седло. Конские копыта захлопали по воде. Всадник погрузился в туман вначале по стремена, затем по пояс, стал быстро удаляться и вскоре растворился в темноте.
После того как призрачная тень скрылась меж скал, взоры присутствующих обратились к стоящим плечом к плечу Сен-Жермену и Толую.
— Нам, наверное, тоже не мешало бы послать гонца в Иерусалим, — неуверенно произнес де Барн. — Отправляться дальше, не зная, что нас ждет впереди, очень рискованно.
— Вот об этом я и хотел бы поговорить, — кивнул приор. — Я думаю, что мы должны спрятать саркофаг и сокровища в горах и только после того, как окончательно прояснится, что сейчас происходит в королевстве, с почетом доставить тело императора монголов в Святой Град.
— Хан Толуй полностью с этим согласен, — перевел слова монгольского царевича мастер Григ. — Он хочет войти в священный для христиан город во главе своего войска, а не как беглец.
— Не могли бы вы, наконец, прояснить, уважаемые сеньоры, — не выдержав, громыхнул Недобитый Скальд, — о каком саркофаге идет речь. Насколько я понял, в этих вот кибитках находятся не только инсигнии[32]
первого Иерусалимского королевства, которые вы, мессир, демонстрировали перед последним штурмом…