Рыцарство от древней Германии до Франции XII века

Итак, по всей видимости, посвящение в XI в. было церемонией, происходившей по преимуществу с участием князей, и заботы ее участников имели очень феодальный характер. Рост его значимости не свидетельствует ни о кристаллизации некоего нового класса, ни о рождении нового института в строгом смысле слова. Он скорее был связан с поиском юридических норм и обогащением церемониала, занимавшего важное место в жизни знати. Можно даже задаться вопросом, не давало ли это возможность создать полезный контрапункт к усилению княжеской власти над сеньорами и рыцарями замков, напоминая им об общем достоинстве благородных воинов. В этом плане оно наиболее явно перекликается с развитием других рыцарских обычаев, прежде всего игр и подвигов.

Четвертый и пятый капетингские короли сами получили посвящение. В ритуал миропомазания входила передача меча, но в у них возраст достижения совершеннолетия не совпал с возрастом миропомазания. Филипп I, миропомазанный в 1059 г. в возрасте семи лет, незадолго до смерти отца (1060 г.), сначала царствовал под подобием опеки со стороны графа Фландрского Балдуина V «Лилльского», который посвятил его по достижении пятнадцати лет (1067 г.), что представляло собой нечто вроде передачи полномочий. Об этом факте между прочим напомнил в 1087 г. сын посвятителя как о предмете гордости^{361}. Что касается Людовика VI, сына Филиппа I, он наследовал последнему только в возрасте двадцати семи лет, в 1108 г. а семейные дрязги с мачехой Бертрадой де Монфор и сводными братьями не позволили ему получить миропомазание при жизни отца, поэтому он был только назначенным королем. Однако в 1098 г., как мимоходом упоминается в письме одного епископа^{362}, Людовика посвятил граф Понтьё, а не отец, с которым Людовик тогда, вероятно, был в ссоре. Эти посвящения оповещали феодальный мир о появлении нового государя, претендующего на всю полноту положенной ему власти. Их воздействие еще трудно оценить, поскольку оба источника в некотором отношении уникальны (как в свое время страницы «Астронома», сообщающие о посвящениях Каролингов). А позже (около 1144 г.) аббат Сугерий, написав «Жизнь Людовика VI», ни слова не сказал о посвящении 1098 г. и, напротив, особо выделил миропомазание 1108 г., якобы наделившее короля «рыцарским» достоинством иного качества^{363}.

Как же обстояло с этим дело в роду герцогов Нормандских? Ни намека на посвящение нельзя встретить в «Истории первых герцогов» (герцогов X в.), которая была написана между 1015 и 1026 гг. Дудо-ном Сен-Кантенским, хотя она переполнена похвалами их доблести, справедливости, заботе о церквах и бедняках. Говоря о восшествии герцогов на престол, Дудон упоминает оммажи знатных нормандцев, а Рауль Глабер в частности пишет о «вассальных клятвах», которые в 1035 г. были принесены ребенку Вильгельму по случаю его восшествия на герцогский престол^{364}.

Интересно свидетельство Гильома Пуатевинского в его очень апологетической «Истории» означенного Вильгельма, написанной около 1075 г. В 1042 г. герцогу было около пятнадцати лет, он был взрослым «более по разумению блага и по телесной силе, чем по возрасту», — и поэтому «все, кто желал мира и правосудия» в Нормандии^{365}, были довольны началом его правления. «Он принял рыцарское оружие» — или даже, как перевела великий медиевист Раймонда Форвиль, «был удостоен рыцарства» (fut arme chevalier). Однако Гильом Пуатевинский предпочитает описывать своего героя, чем воспроизводить (или придумывать) ритуал либо упоминать вероятного посвятителя, которым вполне мог быть король Генрих I. «Когда он держал поводья, препоясанный мечом, блистая щитом, наводя страх шлемом и копьем, — уверяет Гильом, — это было зрелище сколь приятное взору, столь и грозное». Всё это выявляло в нем «смелость и мужескую силу», и весть об этой демонстрации удали (parade; какое слово больше сюда подходит?) «приводила в трепет всю Францию». Воистину в Галлии не было «посвященного рыцаря, о котором говорили бы столько хорошего»^{366}.

Это герцог-солнце. Гильом Пуатевинский, сам бывший рыцарь, первым выразил такое восхищение ярким блеском оружия, обратил столько внимания на то, какое зрелище представляет собой молодой, блистательный и сильный рыцарь. И быстро последовали действия, подтверждения, что впечатление было не ложным: герцог Вильгельм начал борьбу с бесчинствами, с «вольностью», которая воцарилась после смерти его отца Роберта Великолепного в 1035 г. Он защищал церкви и слабых, запрещал убийства и грабежи, творил справедливый и умеренный суд. Главное, что он изгнал дурных советников, смело противостоял внешним врагам и «по-настоящему требовал от своих службы, каковой они были ему обязаны»^{367}.