Рывок на волю

– …куда и как бегла, того, врать не буду, не помню. А тока хранил меня Бог. Вышла вдруг на большак. И тут лесовоз рядом со мной тормозит. Это уж точно запомнила. Данила Евсеич, ныне покойный, тогда проезжал. Потом он все ко мне в больницу наведывался. Был бы за рулем кто молодой, да если еще из чужаков, из безконвойных, так плюнул бы и не остановился. Мало ли, девка из пармы вся в кровянке выскакиват? От греха лучше проехать, не в свое дело не лезть. А Евсеич из староверов, старичок ужо, так он щеку мне на место как-то пристроил, чистой тряпицей лицо обмотал, в кабину меня затолкал и ну ходу к больнице!.. Кушай, Костушка, кушай. Вон, баранинки себе положи. Ленка, чего развалилась, бесстыжая! Гостю задом острым своим все колени поисточила. Так вся и ерзат, будто на сковородке. Поухаживала б лучше за им, а не яйца ему шлифовала… И вот, значит, пришили мне щеку на место, а глаз так и не спасли. Да и половина лица никак не шевелится. Даже язык как не свой. Говорить не могу. Меня в Сыктывкар, в областную больницу. Потом, еще дальше, в Пермь, в неврологический центр. И ничо! – На этот раз Ирина картинно развела руки и расстроенно шмыгнула носом. – Несколько операций, а того лишь добились, что говорить опять начала. И только… – Она плеснула себе в стакан самогону, выпила и занюхала соленым огурчиком. – Вот так теперича и живу. А рысюгу ту батька сыскал. Шкуру содрал с нее мне на память. Так я как домой из Перми возвратилась, тую шкуру в печку первым делом швырнула. На хрен мне таку память. Осталась память на роже, и будя…

Все, кто сидел за столом, слышали эту историю уже тысячу раз, и сейчас она рассказывалась спецом для меня. И я, изображая на лице искренний интерес, не сводил с Ирки внимательного взгляда, а в нужных местах даже кивал. А остальные откровенно скучали. Разве что Артем Амикан порой вмешивался в повествование, демонстрируя, что он вовсе не отстраненный слушатель, а исправно следит за ходом рассказа.

Голован клевал носом и изредка выходил из анабиоза, чтобы расплескать по стаканам себе и Марии, такой же пьяной, как и он, очередную порцию самогону. Толя Шершавый и Макс о чем-то шептались на дальнем углу стола. Алена сидела у меня на коленях, полностью погруженная в свои девчоночьи грезы. Наверно, обдумывала варианты того, как бы покрепче за меня зацепиться и таким образом соскочить из душного Кослана в большую красивую жизнь. Вика сосредоточенно ковырялась в тарелке и тоже думала о чем-то своем. Одним словом, вечеринка не задалась, все откровенно скучали, и пытались разбавить эту скуку спиртным и сумбурной беседой.

– А что, бабы, не спеть ли нам? – оторвалась от стакана и любимого мужа Мария. И не дожидаясь чьего-либо согласия, затянула грудным, довольно приятным голосом:

– Люби меня, детка, покуль я на воле, Покуль я на воле – я твой. Судьба разлучит, окажусь я в неволе, Тобой завладеет другой…

Пела Мария негромко, но отчаянно, с надрывом, вкладывая в песню всю душу, обнаженную приличным количеством водки, поглощенной за вечер. Но никто даже и не думал поддержать ее. Никто, за исключением меня, даже не обратил на песенницу внимания, и она старалась лишь для одной себя:

– …Я – урка! Я – вор! Я преступник по жизни! Я бандит! Меня трудно любить…

– Коста, братан, – поманил меня рукой Толя Шершавый. – Айда на веранду. Потолковать бы.

Я стряхнул с колен задремавшую было Алену и вылез из-за стола. Следом за мной поднялись Толик и Макс.

Уже был довольно поздний вечер, за окном стояла кромешная темнота, но Шершавый даже и не подумал включать свет.

– Так посидим, – сказал он.

Я ощупью нашел стул. Толик и Макс устроились на диване. Чиркнула спичка, высветив на секунду морщинистую физиономию Шершавого с зажатой во рту папиросой, и до меня донесся дух анаши. – Пыхнешь, братан?

– Ага. – Я протянул руку, и между пальцев мне аккуратно вложили косяк.

– Как там, бабы в баньке тебя не разочаровали?

– Нет. Молодцы бабы, – лаконично ответил я. У меня не было никакого желания в подробностях обсуждать с кем бы то ни было перипетии своей помывки.

– И хорошо, – удовлетворенно вздохнул Толик. – И правда они у нас молодцы. Уж я старый-старый, а тоже порой как тряхну стариной!..

– Ты мне вот что скажи, – отвлек я от приятных воспоминаний Шершавого. – Эти хорошие бабы меня ненароком не вложат? Не спецом, конечно, а просто по дури. Или по пьяни.

– Не-е-ет. Контингент проверенный. Даже малая, Аленка. Предки у ней три года как по «мокрой» ушли на этап. Не скоро откинутся. Так что она с Сыроегой живет. Тетка это ее.

– Я знаю.

– Вот видишь. Нет, Ленка девка правильная, характерная. И себе цену знает, и других оценить умеет с первого взгляда. Не пропадет. А что за других скажу… Мария, так у той три ходки по «воровской» за плечами. Последний раз тут недалече бабскую зону держала. Откинулась, в наших краях и прижилась. Вон с Голованом сошлись. Тот как раз им, бабам, грев на зону гонял.

– А Ирка?