Рывок на восемьдесят ярдов

Ее отец, владелец фабрики по производству чернил, организовал для Дарлинга филиал и передал ему три сотни счетов. Они поселились в Бикмен-Плейс в квартире с видом на реку. На двоих они получали от отца Луизы пятнадцать тысяч долларов в год, потому что в те годы покупалось все, в том числе и чернила. Они ходили на все шоу и во все «тихие» бары и тратили свои пятнадцать тысяч, а по второй половине дня Луиза обычно бывала в галереях или на серьезных спектаклях, которые Дарлинг не любил, тогда как Дарлинг спал с девушкой, которая танцевала в кордебалете клуба «Розали» и с женой владельца трех месторождений меди. Трижды в неделю Дарлинг играл в сквош и оставался таким же крепким парнем. Луиза никогда не отрывала от него восхищенных глаз, если они находились в одной комнате и на вечеринках частенько подходила, чтобы тихонько сказать: «Вы — самый красивый мужчина, которого мне доводилось видеть. Не желаете выпить»?

Тысяча девятьсот двадцать девятый год свалился на Дарлинга, и его жену, и тестя, владельца фабрики по производству чернил, как снег на голову. Собственно, точно так же, как и на остальных. Тесть терпел до 1933 и только тогда пустил себе пулю в лоб, а когда Дарлинг поехал в Чикаго, чтобы ознакомиться с состоянием дел, выяснилось, что на балансе фирмы одни долги да три или четыре галлона непроданных чернил.

— Пожалуйста, Кристиан, — спросила Луиза, сидя в уютной гостиной их квартиры на Бикмен-Плейс под репродукциями картин Дюфи, Брака и Пикассо, — скажи мне, почему ты начинаешь пить в два часа дня?

— Потому что мне больше нечего делать, — ответил Кристиан, ставя на стол стакан, опорожненный в четвертый раз. — Пожалуйста, передай мне бутылку виски.

Луива наполнила ему стакан.

— Прогуляйся со мной, — предложила она. — Мы можем пройтись вдоль берега.

— Я не люблю гулять вдоль берега, — Дарлинг, прищурившись, всмотрелся в репродукции картин Дюфи, Брака и Пикассо.

— Давай пройдемся по Пятой авеню.

— Я не хочу гулять по Пятой авеню.

— Может, ты пойдешь со мной в какую-нибудь галерею. Сейчас выставляется один художник, его фамилия Кли…

— Я не хочу идти в галерею. Я хочу сидеть здесь и пить шотландское. Кто развесил по стенам эти чертовы картины?

— Я, — ответила Луиза.

— Я их ненавижу.

— Так я их сниму.

— Оставь их. Они дают мне возможность хоть что-то делать. Я могу их ненавидеть, — Дарлинг большим глотком ополовинил стакан.

— Неужели в наши дни люди рисуют такие картины?

— Да, Кристиан. Пожалуйста, не пей больше.

— Тебе они нравятся?

— Да, дорогой.

— Правда?

— Правда.

Дарлинг вновь всмотрелся в картины.

— Маленькая Луиза Тр. Красавица Среднего Запада. Я вот люблю картины с лошадьми. А почему тебе нравятся такие картины?

— За последние несколько лет я очень часто бывала в галереях…

— Именно этим ты занимаешься во второй половине дня?

— Именно этим я занимаюсь во второй половине дня.

— А я во второй половине дня пью.

Луиза поцеловала его в маковку. Он по-прежнему всматривался в картины, держа в руке стакан виски. Она надела пальто и молча выскользнула за дверь. Вернувшись ранним вечером, сказала Дарлингу, что ее взяли на работу в журнал женской моды.

Они переехали в более дешевую квартиру. По утрам Луиза уходила на работу, а Дарлинг сидел дома и пил. Если приходили счета, их оплачивала Луиза. Она убеждала себя, что сможет уйти из журнала, как только Дарлинг найдет работу, хотя с каждым днем дел у нее только прибавлялось: она беседовала с авторами, выбирала художников-иллюстраторов, искала актрис, фотографии которых публиковались в журнале, встречалась за ленчем с нужными людьми, завела тысячу новых знакомых, каждого из которых представляла Дарлингу.

— Мне не нравится твоя шляпка, — сказал как-то Дарлинг, когда она пришла вечером и, поцеловав, дыхнула на него «мартини».

— А что не так с моей шляпкой, бэби? — спросила она, пробежавшись пальцами по его волосам. — Все говорят, что она очень эффектная.

— Слишком эффектная, — ответил Дарлинг. — Она не для тебя. Такую шляпку должна носить богатая, утонченная женщина лет тридцати пяти, у которой прорва поклонников.

Луиза рассмеялась.

— Я и стараюсь выглядеть богатой, утонченной женщиной лет тридцати пяти, у которой прорва поклонников, — он мрачно глянул на нее. Хмель как рукой сняло. — Ну что ты надулся, бэби. Под этой шляпкой все та же любящая жена, — она сняла шляпку, отбросила в угол, села ему на колени. — Видишь? Очень уютная и домашняя.

— На твоем дыхании может запускать двигатель внутреннего сгорания.

Дарлинг не хотел грубить, но шок был слишком велик: он вдруг увидел, что жена превратилась в незнакомку. Изменилась не только шляпка, но выражение глаз. В них читались уверенность в себе и скрытность.

Луиза прильнула головой к груди мужа, чтобы пары алкоголя не достигали его ноздрей.

— Мне пришлось пригласить автора на коктейль. Он из приехал с плато Озарк и пьет, как рыба. Он — коммунист.

— Почему коммунист пишет для журнала женской моды?

Луиза хохотнула.