Рыжая

Дарья Жуковская Рыжая

В тот город мы въехали утром, когда все лавочки только открывались, дворники усердно мели мостовые, а ослепительный солнечный свет, казалось, играл в каждом окне, каждой росинке, и мог поднять настроение самому закостенелому мизантропу. Это было кстати, в пути мы были всю ночь и порядком устали. Я был молод тогда и даже короткий сон, впрочем, вполне комфортный, стал достаточен, к тому же новизна освежала. Все было впервой, и это далекое путешествие по неизведанным краям – тоже. Мой компаньон, однако, был хмур. Он, уже проснувшись, сидел нахохлившись, скучая и явно озябнув, глядел в оно. Мы въехали в старинную часть города, когда звук фанфар и какое-то столпотворение привлекло мое внимание. Я попросил моего спутника, господина Ротта, подъехать посмотреть поближе, и он тотчас дал указания вознице. Г-н Ротт был немолод, но еще крепок, меланхоличен и часто груб, но его рекомендовали мне как отличного переводчика, без которого я, «варвар» в такой дали от дома, не мог бы и помыслить о путешествии.

Мы остановились прямо на краю главной, по видимому, площади города, небольшой, но милой. Аккуратные, высотой в четыре этажа каменные дома с арочными окнами с трех сторон площади и помпезное здание Ратуши с другой стороны. В центре находился фонтан, весь словно обвешенный людьми, они толпились, лезли друг другу на плечи, чтобы лучше рассмотреть происходящее. Во всех окнах, чудесно украшенных цветами и флагами, торчали зрители. Рядом с фонтаном был небольшой помост, оцепленный королевскими гвардейцами, на котором стоял солидный мужчина в шляпе с огромным сизым пером. Толпа гудела, он прочистил горло и в освободившейся паузе начал речь тонким визгливым голосом, так контрастировавшим с его необъятным телом. Я вопросительно кивнул переводчику – он подхватил тут же, с окончания первой фразы: «Сего дня, три тысяча сто двадцать седьмого года, в присутствии достопочтенных горожан и глубокоуважаемых горожанок мною, сэром Элфридом Безбородым III, мэром и главным судьборешателем округа будет объявлено …» Тут мэр закашлялся, то ли подавившись слюной, то ли потеряв дыхание, то ли нить сложносочиненных предложений. Мой переводчик смолк, с укором глядя мне в глаза. «Заставлять работать в 8 утра, без завтрака и даже без чашечки кофе», – на такое способны только дикари, словно читалось в его взоре. Я вздохнул и любезно попросил его рассказать, что здесь происходит коротко, своими словами.