И тут на меня обрушился шквал поцелуев. Мягкие и родные губы мужчины начали терзать мои. Легкие поглаживания языком сменялись покусыванием. Руки сжимали талию, плечи, прижимали к крепкому телу. Чувства начали пьянить со страшной силой. Волчица внутри отчего-то стала исчезать. И тут почувствовала, что волк Виктора зовет ее, а она убегает от него. Видимо отказ мохнатого задел ее куда сильнее, чем ожидалось. Надо будет с ней поболтать как в старые добрые времена. Давно так не общались.
Рык сорвался с его губ, и он остановился, упираясь лбом в мой лоб. Оба тяжело дышали. Большие ладони заключили лицо в свой плен и снова начал целовать в губы. Но уход Рыжули принес горечь. Удовольствия от ласки теперь нет. Появилось раздражение, обида. Мохнатая словно поселилась только в голове и пыталась показать через меня всю свою обиду не только шерстяному другу, но и человеку. Что-то неведомое заставляло встать с колен, отойти в сторону, не позволять больше приручать, но он держал слишком крепко, чтобы это было возможно сделать.
– Не уходи. Останься со мной. Я так долго этого ждал, столько боли причинил, но так нужно было. Поверь мне. Так нужно было. Полин, прошу, просто забудь о прошлом. Давай сделаем вид, что только познакомились и не было этих кошмарных месяцев. Поверь, я очень сожалею о том, что произошло. Верь мне, я жалею. Но иначе не мог поступить.
Слова сыпались, как из рога изобилия. Каждое было пропитано живыми эмоциями, которым легко можно поверить. Вот только с каждым произносимым словом во мне закипала ярость. Забыть, сделать вид, что ничего не было? Что мы только встретились? Ах ты паршивец такой. Это ведь так легко, забыть предательство и начать с чистого листа.
Я живая, человек в конце концов.
Я не могу так просто взять и выкинуть все из головы. Я столько ночей плакала в подушку, хороня свою любовь. Я даже начала немного смиряться с мыслью, что никогда не познаю счастья материнства. А он? Что он? Если знал, что в один прекрасный момент наступит день, когда будем вместе, то выходит и не переживал так сильно. И после такого я должна легко на все согласиться?
Начала брыкаться в его руках и вырываться. Никогда не думала, что могу быть такой злой, неспособной к самоконтролю. Больно стукнула волка по плечам, даже ногти впила в кожу до крови. И это на его счастье, я не могу частично регенерироваться. А то когтями бы прошлась.
– Пусти, – нервозное состояние затуманило разум, и вместо спокойного тона начала рычать на него.
Да кто же меня послушал? Правильно – никто. Только сильнее схватил, впечатывая в себя. А меня это только больше злило. В душе рвала и метала все вокруг, а в реальности трепыхалась как котенок в лапках кота. Да пусти же ты меня, гад блохастый, мне итак больно на душе, слезы душат изнутри, но не могу показать их ему.
Не достоин.
Слезы – это показатель слабости и высшая степень доверия лично для меня. Признавая свою уязвимость тому или иному человеку, мы открываем перед ним себя. Вручаем частичку своего сердца в надежде, что ее сохранят, а не растопчут.
– Да отпусти же ты. Пусти! – рык сам вырвался из груди, такой утробный, что даже голос изменился. Стал более грубым и жестким, волчьим, но красавица так и продолжала прятаться.
На мгновение он опешил от такого поведения и расцепил руки. Не мешкая ни секунды, соскочила с колен, вставая напротив него. сердце колотилось, как сумасшедшее. Никогда за собой такого не замечала. Близость с этим оборотнем явно оказывает на меня определенное влияние. Только в какую сторону, в хорошую или плохую? И смотрит гад еще так, словно я обидела маленького ребенка. Конфетку, блин, забрала.
– Полин, ты не понимаешь, – ах ты ж кобель беспородный.
Я не понимаю. Я! Да, не понимаю, а что он сделал, чтобы поняла, чтобы хотя бы задумалась над его словами? Абсолютно ничего. Схватила подушку с кресла и запустила в него. Увернулся гад такой. Ну ничего, все равно попаду.
– Я не понимаю? Да, не понимаю! Как можно быть такой сволочью, Витя! Сначала отказался, потом пришел, соблазнил, заставил поверить в сказку, и нагло отказал. Плюнул в душу, растоптал. И после этого всего у тебя хватает наглости просить меня все забыть и начать заново? Не будет этого, – последнее уже не кричала, а говорила сквозь зубы, чтобы понял, я в гневе, в бешенстве.
А в довершении начала кидать в него другие подушки. Благо ими все было усыпано. Но он изворачивался от каждой. Ненавижу. Что же за жизнь такая несправедливая. Почему мы через столько должны пройти, и сколько еще предстоит выстрадать, прежде чем этот кошмар закончится? В какой-то момент он преодолел расстояние между нами, перепрыгнув через спинку дивана, что разделяла нас, и схватил в свои крепкие руки.
– Я не мог тебе ничего рассказать, схватив за плечи, немного встряхнул. – Просто поверь, прошу, хорошая моя, маленькая, – но я не могла просто стоять. Ярость так и держала разум затуманенным, поэтому меня нагло развернули спиной и сильнее вжимал в свою грудь, чтобы легче было удерживать и целовать в макушку.