Я тогда дружила, точнее, старалась дружить, хотя бы для видимости с одной девочкой из старших классов по имени Ксюша. Почему дружила из видимости? Да потому что мы были совсем разные, но, когда она сказала, что через два месяца ее ангорской кошке «привезут» жениха и скоро они будут раздавать котят, я тут же задалась целью- «Хочу котенка от белоснежной кошечки!»
Наверное, Вам это покажется расчетливым и жестоким, да, пожалуй! В стране, где со мной хотели дружить только из-за того, что узнавали, что я «из-за границы приехала» и слово «жвачка» имело магическое значение, хотя на прилавках было «шаром покати», да, вся моя доброта и доверие к людям за год куда-то быстро «испарилось». Я старалась дружить с теми, кто, как и я был «оттуда» и мы очень хорошо понимали друг друга, а остальные нас больше ненавидели. А когда наши новые «шмотки» и «прикиды» стали не модными и в страну хлынул «китайский ширпотреб» мы уже стали подростками и дружили по-настоящему.
Я немного «ушла» от темы. Так вот. Я так не и дождалась своего ангорского котенка, потому что котят решили продать, а у меня не было денег…
Возвращаясь в тот день со школы, я вся расстроенная решила сократить путь через сквер, где и увидела, точнее, услышала дикие душераздирающие крики моей Машуни. Под кустом крапивы сидел маленький котеночек и истошно мяукал. Она выросла в красивую «сибирячку», с шоколадно-коричневым окрасом и пушистой шерсткой. Она прожила с нами восемь лет.
Эта была потрясающая и дико любвеобильная кошка, избравшая главной своей целью –Любовь. Они обожала Папу и не только
Каждые четыре месяца она устраивала нам «истерики», и мы ее выпускали на улицу. Проведя там неделю – другую, она возвращалась и снова беременная. Каких только цветов мы не раздавали котят: наполовину сиамских, полностью черных, пятнистых и белоснежных, видно наша «красотка» была не очень разборчива в своих порочных связях и отдавалась своим возлюбленных со всей душой
Я была для нее не только как младшая сестра, которая порой плакала у нее на боку от не разделенной любви, от прочитанного романа или просто послушав грустную песню по радио. Она даже меня воспитывала. Когда мне совсем не хотелось делать заданные уроки, она в зубах приносила мне тетрадки и клада к ногам и если в ближайшие десять минут я не начинала заниматься, то все тут же превращалось в «труху» и восстановлению не подлежало О чем я не раз жалела..
Я также являлась для Машуни почетной акушеркой и только мне она доверяла все «повитухины дела» и первой увидеть только что родившихся котят.
Маша, это была наше все! Для Папы – отдушина, которая не спрашивает про зарплату, ведь в стране не у кого нет денег и не отдает приказы по службе. А как она «балдела» от его носок. Это надо было видеть
Для Мамы – она была вечной головной болью, куда снова пристроить ее котят?
Для меня – сестра, подруга, умевшая хранить все мои девичьи секреты и, конечно же, кошка, та, что, даже просто находясь рядом, умела дарить свою любовь и тепло
Она ушла весной, и мы не сразу поняли, что она ушла насовсем. Мы не находили себе места, но она исчезла. А может, она ушла, навсегда встретив свою Любовь..
Босс
Пытаясь вспомнить как в нашей семье, появился Босс, Бося, я себе голову «сломала», но хоть убейте, не помню
Я помню его уже двухмесячным котенком, которого мы с Мамой по очереди кормим молоком из детской бутылочки.
Он вырос и стал просто красавцем, с шикарными желтыми глазами – «блюдцами» и окрасом похожим на фрак: все тело черное, кроме «манишки» и белых, как перчаток, лапок.
К тому времени Мама с Папой развелись, и он уехал от нас очень далеко. Босс, а называли мы, его так как раз из-за окраса, стал для нас с Мамой единственным и любимым мужчиной. Он обожал Маму, это был ее кот. Он тоже, как и Дымка ждал возращения ее с работы на подоконнике и громко мурчал, встречая ее в коридоре. Он спал исключительно у нее в ногах. Конечно, он мог со мной поиграть или даже на руках посидеть, но это не шло в никакое сравнение с его любовью к Маме.
Выбор моих кошек и их преданность членам моей семьи, меня всегда прельщали, ведь о кошках ходит «дурная слава», мол, они считают нас своими Рабами и лишь позволяют их любить, но вспоминая этих пушистых обитателей нашего дома, я никак не могу с этим согласиться.
Такая нежность и любовь, которая читается в их глазах, неужели это все самообман? Как же тогда объяснить, что Босс не отходил от Мамы в период ее бесконечных весенних гайморитов, когда она головы не могла поднять?
Помню, Маме стали на работе задерживать зарплату, и мы уже перешли на пшенную кашу с жареной мойвой. Бося даже не смотрел в сторону миски, а тут, сам пришел сел и попросил этой дешевой рыбки? Он просто очень хотел есть? А мне все-таки кажется, что нет.
Он приходил к Маме и лежал у нее на груди, когда у нее бывала бессонница. Когда я сильно приболела, и ангина никак не проходила, он каждую ночь мурлыкал со мной, а ведь вопрос пропитания не стоял, тогда почему?
Есть вопросы, на которые я давным-давно ответила, но Вы можете считать, как Вам удобнее.