Кто тянет меня за язык и с чего я решила, что два урода симпатизируют друг другу?
— Я не педик, — говорит Бритоголовый и крепко сжимает нож.
— Я тоже, братан.
И опять молчат, не в силах отвести взгляды. Какой накал! Я тихонько и бочком иду по стеночке и через несколько шагов пускаюсь в бег. Выскочив из подворотни, выглядываю из-за угла и охаю. Целуются! Так страстно, отчаянно и грубо! Широкомордый стискивает лицо бритоголового, который роняет складной нож, и буквально пожирает его рот. И как давно они оба мечтали об этом — отринуть предрассудки и слиться воедино в непристойных ласках.
Пока псы Висельника не очнулись, в спешке убегаю. Десять минут, и я закрываю входную дверь на все замки и передергиваю плечами. День сегодня странный. Мельком гляжу в зеркало и шагаю на кухню. Затем замираю и возвращаюсь. На шее вместо хрустального амулета… изящная бархатка с простым, но симпатичным кулоном — черное сердечко в серебряной оправе.
— Какого черта? — закидываю руки за голову и ищу застежку, но бархатная лента тугая и цельная.
Пытаюсь ее растянуть и снять, но ничего не получается. Пальцы соскальзывают с бархатки, а камень намертво держится на серебряной петельке. Ничего не понимаю и паникую, потому что кулон схож с перстнями Ноа.
— Что… — прижимаю ладони к лицу. — Что это за фокусы?!
Бегаю по квартире, периодически проверяя на прочность ленту на шее, и в истерике начинаю готовить ужин. А что мне еще делать? Вот, поем и подумаю, как дальше быть. Нервно похрустываю морковкой, наблюдая, как в кастрюльке булькает овощное рагу, и каким-то внутренним чутьем понимаю, что сейчас на кухню явится гость. Наматываю на шею полотенце и в испуге оборачиваюсь. Дверь распахивается, и на меня мрачно и молча глядит Агатес.
— Привет, — сипло приветствую Колдуна и прочищаю горло от предательской хрипотцы. — Чего тебе?
— Решил проведать и убедиться, что ты в порядке, — сухо отвечает Агатес.
— У меня все замечательно, — нервно хихикаю и с хрустом кусаю сочную и сладкую морковь.
Агатес молчит под мое чавканье. Как бы его выгнать, чтобы он ничего не заподозрил? Пусть лицо у Колудна спокойное и бесстрастное, но он тревожится. Тревожится, потому что думает, что полезу в петлю из-за разбитого сердца.
— А амулет?
— А что амулет? — невозмутимо спрашиваю, поправляя полотенце на шее.
Вопрос закономерен, потому что мой шарфик нелеп, а в сердце Агатеса вновь проснулась ко мне симпатия, как только он меня увидел.
— Я могу взглянуть на амулет?
— Нет.
— Почему? — осторожно уточняет Агатес и хмурится.
— Потому что это неприлично.
Колдун в полном недоумении от моего ответа.
— Мы расстались, — робко поясняю я и проглатываю морковную кашицу.
Слабая попытка оправдаться не удовлетворяет Агатеса и он делает ко мне шаг. Бесшумный, медленный и выжидающий, как у хищника. Из-под ворота куртки выглядывает Чуба, и Колдун щелкает пальцами по хелицерам. Демон с обиженным скрипом прячется обратно. Молчание прерывается писком таймера, и я хватаюсь за спасительную соломинку. Отворачиваюсь к плите и выключаю с щелчком огонь под кастрюлькой с рагу.
— Рыжая, — шепчет в затылок Агатес.
— Уходи, — сипло отзываюсь и закрываю глаза.
— Что ты скрываешь?
— Чего ты ко мне пристал? — разворачиваюсь к Колдуну и сердито вглядываюсь в его лицо. — Что у вас, мужиков, за привычка кинуть, а потом жизнь портить? У меня все хорошо. Вешаться из-за вас в мои планы не входит!
За гневными претензиями не замечаю, как полотенце сползает и падает на пол. Лишь по удивленным глазам, что уставились на шею, понимаю, что один из моих секретов раскрыт.
— Как… — Агатес смотрит мне в глаза. — Рыжая, что это?
— Я не знаю, — я готова расплакаться и торопливо шепчу. — Лягушка… Пруд… А затем куча лягушек… и… и… что-то там про любовь… а потом… потом два мужика целуются…
— Что? Какие два мужика?
— Их подослал ко мне Висельник., чтобы они… — тут до меня доходит, чем мне грозила встреча с влюбленными незнакомцами, и я всхлипываю, пряча лицо в ладонях.
— Вот мудак, — рычит Колдун и в грозном молчании выходит из кухни, сжимая кулаки.
Испуганно гляжу ему вслед. Агатес с громким стуком захлопывает за собой дверь, растворяясь в тенях, и на столе в пакете с овощными очистками скрипит Чуба:
— Вкусно пахнет, — и жалобно смотрит всеми четырьмя парами глаз, прямо в душу.
Необычно и неловко ужинать вместе с демоном, который копошится в миске и жадно поглощает рагу. Я знаю, что у пауков особое строение пищеварительной системы, но Чубе, похоже, начхать на то, что он должен кушать иначе. Да и кто я такая, чтобы указывать потустороннему существу?
Чуба выползает из миски и сосредоточенно чистит передние лапки и как бы между делом заявляет:
— Мой план великой мести провалился.
— В каком смысле?
— Колдун и Олень в курсе.
— В курсе чего? — тихо спрашиваю я и откладываю ложку в сторону.
— А ты как думаешь? — недовольно шелестит паук. — И мне таки знатно влетело. Мое рабство продлили еще на тысячу лет и отменили сладкое по воскресеньям. Жестокий и беспринципный узурпатор.