Рыжая племянница лекаря

Я промолчала, не желая напоминать о том, что две его жены подозрительно быстро упокоились на кладбище, а третья сбежала с бродячим театром. Семейная жизнь дядюшки Абсалома не могла служить образцом для подражания, однако он сам об этом никогда не задумывался.

— Интересно, сколько в сем дому пустующих комнат?.. — между тем разговаривал сам с собой дядя. — Здесь наверняка можно устроить настоящую лабораторию. Надо будет намекнуть герцогу… Так, сейчас же пойдем искать управляющего! — и он решительно направился по коридору.

— Ах, господин аптекарь! — вдруг раздался за нашими спинами голос госпожи Вейдены. — Я не думала, что вы справитесь так быстро! Ну скажите же мне наконец, что с ним?

— Ваша светлость! — дядя резко развернулся и поспешил ей навстречу, кланяясь на ходу. — Чтобы поставить диагноз вашему супругу, не потребовалось и пяти минут.

— Это излечимо? — герцогиня побледнела.

— Вне всякого сомнения!

— Что же за болезнь одолевает моего супруга? — Вейдена прижала руку к сердцу.

Дядя Абсалом важно откашлялся.

— Это черная хандра, — вынес он приговор. — Она часто нападает на людей в эту пору года. Признаки хвори его светлости появились в середине лета?

— Да…

— Так я и думал. Типичнейший случай, — дядя покачал головой. — Лечение будет долгим, но не волнуйтесь, все пройдет бесследно. Главное условие — абсолютный покой больного. Не стоит часто напоминать ему о болезни. Держите себя в его обществе как обычно, точно ничего не замечаете. А чтобы уменьшить ваши собственные страдания, вызванные тревогой о его светлости, вам следует немного отвлечься. Тем самым вы только ускорите его исцеление.

Герцогиня слушала новообретенного лекаря, затаив дыхание. От осознания собственной важности дядя каждую фразу ронял все более веско и к концу речи стал напоминать пророка, вещающего в кругу своих последователей.

— Вы — мое спасение! — горячо промолвила госпожа Вейдена, на лице которой наконец-то проступили краски. — Я сразу поняла, что именно вас послали милостивые боги мне на помощь. Ваше слово — закон, господин аптекарь.

Дядя порозовел от удовольствия.

— Не затруднит ли вас, ваша светлость, сказать, где найти мажордома? — важно осведомился он. — Чем скорее я обустроюсь здесь, тем быстрее приступлю к выполнению своих обязанностей. Видите ли, приготовление некоторых снадобий требует специальных условий…

И вот тут, глядя на довольного дядю и герцогиню, ломающую руки от волнения, я опрометчиво решила: «Наконец-то наши бедствия закончились! Вот оно, счастье!»

Позднее я не раз вспоминала этот момент как пример самого горького своего заблуждения.

Жизнь в доме герцога поначалу показалась мне сладкой, точно перезревшее яблоко, внезапно упавшее в руки с самой верхушки дерева. Нам с дядей отвели покои неподалеку от спальни госпожи Вейдены — то были большие и светлые смежные комнаты, которые раньше показались бы мне достойными любого короля. Но, увидев апартаменты ее светлости, я поняла, что до сих пор ничего не смыслила в роскоши. Даже дядя оробел, впервые переступив порог прекрасной комнаты, стены которой сверху донизу были затянуты шелком с золочеными узорами, но вскоре он освоился и уже через пару дней вел себя так, точно всю жизнь ступал по мягчайшим коврам и сиживал в бархатных креслах. Как я уже говорила, дядюшка Абсалом был тем еще прохвостом, и смутить его надолго не смог бы ни один поворот судьбы, тем более настолько приятный.

Прочие слуги прозорливо нас возненавидели с первой же минуты нашего пребывания в герцогском дворце — слишком уж много почета оказывала нам госпожа Вейдена, верившая в любую чушь, которую важно изрекал дядюшка. Однако они недооценили пронырливость нового придворного лекаря: как плесень быстро расползается по отсыревшим доскам, после чего ее становится невозможно вывести, так и люди, подобные Абсалому Раву, незаметно приживаются в любом теплом углу, откуда их не успели тотчас же прогнать. Не теряя зря ни минуты, дядя разузнал, кто верховодит челядью явно и тайно, а затем истратил свой задаток на щедрые подарки тем людям, которых посчитал сколько-нибудь полезными для себя.

Не обращая внимания на мое фырканье и язвительные замечания, он также поставил у очага блюдце с молоком, в темном уголке подвесил сушеный гриб на ниточке, а затем еще и в щель между половицами просыпал немного зерна.

— То-то обрадуются здешние мыши! — воскликнула я с насмешкой: в истории о домовых и всякой прочей нечисти я верила лишь в известной мере и полагала, будто этим созданиям нет никакого дела до просьб людей.

— Смейся-смейся, глупая девчонка, — пробурчал дядя и принялся громко просить благословения у духа-покровителя здешних стен, обещая, что с каждого жалованья непременно будет жертвовать по меньшей мере три медяка в казну местного хозяина подполов и погребов.

Мне с первого дядюшкиного заработка на службе у герцога Таммельнского перепало всего-то несколько платьев, одно другого унылее. Увидев их, я разругалась со своим родственником в пух и прах.