Рыжая племянница лекаря

— Погоди ты! — шикнул он. — Не лезь на рожон! Стражники небось злющие, огребем мы с тобой держаком от алебарды по спине — у нас ни подорожной, ни лицензии! Подождем, пока стража успокоится, народ разъедется… К тому времени, быть может, сюда подойдет какой-нибудь деревенский обоз — с ним и пройдем через ворота.

Девушка покосилась на проход, где, похоже, назревала потасовка, и согласно кивнула. Неподалеку от дороги, сразу за предместьем, виднелась небольшая рощица, привлекшая внимание Абсалома, и вскоре путники уже обосновались в ее сени, расстелив на земле кусок ткани, расшитый изображениями луны и звезд, порядком поблекших от дорожных испытаний. Свара у ворот набирала силу, и торопиться им было некуда.

— …А если мы заработаем целую крону к последнему ярмарочному дню, — мечтательно говорила Фейн, глядя в бездонное синее небо, — то первым делом купим осла! А, дядюшка? Купим?

— На кой черт нам осел?

— Как это — на кой черт? Пожитки наши возить!

Дядюшка Абсалом скептически хмыкнул в усы.

— Вот я и говорю — на кой черт нужен осел, тем более за целую крону, ежели у меня есть ты?

— Ну, спасибо, уважили… — Фейн угрожающе нахмурилась. — Значит, я буду тащить этот хлам на горбу до самого Амилангра?

Любящий дядюшка уселся поудобнее, выудил из кармана сухарь и заметил:

— Радуйся, что чучело крокодила сгорело вместе с нашей лавкой. А на новое у меня пока денег нет. Иначе ты бы еще и его носила — а то какой же это аптекарь без крокодила?..

— Дядя, вы купите осла! — глаза Фейн сузились.

— Может, тебе еще арданцийского скакуна купить? — ядовито поинтересовался дядюшка Абсалом.

Фейн покраснела от злости — у нее была тонкая белая кожа, типичная для уроженцев севера, особенно для рыжих, оттого она легко покрывалась ярким румянцем по самым разнообразным поводам.

— А на что же вы потратите наш заработок, позвольте узнать? — спросила она, запинаясь и фыркая от сдерживаемого гнева.

— Свой заработок я потрачу на насущные нужды, — ответил Абсалом. — Первым делом куплю тебе приличное платье. Так у меня появится хоть какая-то надежда сбыть тебя с рук…

— А чем плох мой нынешний наряд?! — Фейн вскочила на ноги и уперла руки в бока, пытаясь изобразить вызов.

— Хотя бы тем, что нас могут не пропустить из-за него в город, — хладнокровно пояснил мужчина. — На столбе я заметил объявление, гласящее, что в Таммельне распутницы, джерканы-гадалки и танцовщицы живота объявлены вне закона.

От возмущения Фейн задохнулась, вновь побагровела, а затем вскричала:

— Да как повернулся у вас язык назвать родную племянницу распутной девкой?!

Дядюшка пожал плечами.

— Вот я и говорю — надо купить пристойный наряд, чтобы более ни у кого язык не поворачивался. Ни к чему позорить мои седины. Я почтенный даленстадтский аптекарь и не желаю, чтобы меня принимали за родственника развратницы. Я намереваюсь быть дядюшкой скромной девицы, которую можно будет выдать замуж за какого-нибудь приличного юношу, имеющего постоянный доход.

Эти слова произвели действие, сравнимое разве что с небольшим землетрясением. Девушка вопила, призывала себе в свидетели всех святых, которых почитают в Даленстадте, и клялась, что не перемолвится с тиранствующим дядюшкой ни словом до конца своей жизни, впрочем, щедро перемежая эти клятвы обещаниями немедленно утопиться, удавиться и уйти в монастырь. Дядюшка Абсалом безмятежно смотрел в небо, грыз сухарь и не придавал никакого значения крикам своей племянницы, по-видимому, давно к ним привыкнув.

— Я буду носить это платье до скончания своей жизни, а последней моей волей будет, чтобы меня в нем похоронили! — мстительно прошипела Фейн и уселась на землю, повернувшись к дядюшке спиной.

— Вот и славно, — все так же спокойно согласился Абсалом. — Значит, на наряды деньги мы тратить не будем. Что ж, у меня возникла еще одна мыслишка: потрачу-ка я их на дилижанс до Прадейна. Говорят, они ходят быстро, за недельку обернемся. Препоручу тебя тетушке Вандине, той самой, что держит прачечную. Она как-то мне жаловалась в письме, что рабочих рук не хватает. Поработаешь там лет эдак десять, зарекомендуешь себя как следует, и тетушка отпишет тебе прачечную, когда помирать надумает. Ты до скончания своих дней будешь надежно обеспечена, пусть даже вид белоснежных подштанников станет не мил. Но зато с благодарностью вспомнишь дядюшку, который толково истратил свой заработок…

С каждым словом лицо Фейн становилось все более кислым. Видимо, подобные разговоры велись не первый раз и уже успели набить ей оскомину. Но в отсутствии действенности их нельзя было упрекнуть.

— Хорошо, дядюшка, — процедила девушка, вздернув веснушчатый нос, — купим приличное платье. А еще кандалы да колодку на шею. И маленькую тележку, чтобы запрягать меня в дороге. В ходкости с ослом меня, конечно, не сравнить, но в приличном платье это не будет так уж бросаться в глаза…

— Я знал, что ты внемлешь голосу разума, — добродушно ответил дядюшка Абсалом, не обратив никакого внимания на полудетские попытки племянницы огрызнуться.