Не спрашивая на то никакого разрешения, гости придвинули к нашему столу пару лавок и расселись так, что ни я, ни Хорвек не смогли бы уйти из-за стола без их на то согласия. Я рассматривала их точно так же нахально и открыто, пытаясь угадать, за какой грешный умысел на этот раз зацепились острые крючки колдовства. Но на темных, загорелых лицах прочитать тайные умыслы было не так-то просто. Под плащами просителей виднелась добротная одежда, которая не пришлась бы по карману обычным горожанам, но в манерах, которые демонстрировали братья, не имелось ни единого признака изящества, свойственного людям благородного сословия. На их руках я не заметила отметин, которые неизбежно оставляет тяжелый труд, но разговаривали они громко и отрывисто, с трудом подбирая слова. Иными словами, с нами пожелали свести знакомство богатеи из простонародья, а простой люд почти никогда не обзаводился деньгами праведным путем. Я вздохнула: перед глазами возникло лицо мастера Глааса, который сгодился бы братцам в дальние дядюшки.
Хорвек же вел себя так, словно не видел ничего странного в событиях этого вечера — потягивал вино да смотрел в темный провал окна, отвернувшись ото всех. Его не заботили громкие перешептывания, неотрывные жадные взгляды и прочие знаки внимания, оказанные ему странными гостями, и я готова была поклясться, что это не притворство: мыслями демон был бесконечно далек от крошечной гостиницы на окраине городка Асмалло, иссеченного дождями и продуваемого северным ветром.
— Уж не знаю, что за дьявол привел тебя сюда, — довольно произнес старший из визитеров, вдоволь насмотревшись на Хорвека. — Но ты сегодня здесь, как нам и обещали, и у нас к тебе дельце.
— Да какие у нас с вами могут быть общие дела?.. — не удержалась я от дерзости, придя к очевидному выводу: и эту свинью нам подложило треклятое колдовство.
— Цыц! — прикрикнул на меня один из братцев, и подтолкнул ко мне миску, указывая на то, что рот мне нужно занять едой, а не разговорами. — Не нами решено, что помощи нужно искать здесь и сейчас.
— И что за помощь вам нужна, милостивые судари? — спросил Хорвек.
— Не та, о которой просят громко, — проворчал громила, которому, однако, пришлось по душе вежливое обращение: не так уж часто подобных людей называли сударями — скорее, проклинали сквозь зубы или грозили виселицей, если на то доставало храбрости.
Служанка, которая как раз поднесла кувшин с вином к столу, поспешно повернулась, и, путаясь в юбках, припустила к кухне. Должно быть, братцев здесь хорошо знали и не желали выказать даже тень признаков любопытства к их делам.
— Я — Хобб, — назвал себя старший и кивнул на брата, сидевшего по его правую руку. — Этого кличут Тартином, а младший наш — Доннем, и все мы — Орвильны-младшие. Слыхали про Орвильнов из Асмалло?
— Не имел подобной чести, — отозвался Хорвек все с той же безукоризненной любезностью, и назвал себя, с едва заметной насмешкой прибавив, что вряд ли его имя о чем-то кому-то может сказать.
— Стало быть, ты приехал из дальних краев, — в голосе Хобба Орвильна угадывалась гордость за свое семейство, хоть слава его наверняка была дурной как сорная трава. — Здесь эти имена знает каждый!..
— Так что же вам понадобилось от меня, славные Орвильны? — демон наконец-то посмотрел прямо в глаза Хоббу. — Я никому не отказываю в той помощи, что мне по силам.
Орвильны расхохотались, и посуда на столе заплясала от этих громовых раскатов: братьям, видимо, показалась забавной мысль о том, что кто-то может подумывать об отказе в ответ на их просьбу.
— Чудной ты человек, — добродушно сказал Хобб, утирая глаза. — Ладно же, слушай. Не так давно преставился наш отец — Фаррад Орвильн, старый мошенник, которых свет мало видывал. Странный он был человек, и водилось за ним немало черных дел. Нас, сыновей, он недолюбливал и прогонял из дому, едва только ему казалось, что мы можем сами раздобыть себе пропитание. В доме оставались только девчонки, наши сестры. Вот в них он души не чаял, оберегал от чужих взглядов и не разрешал шагу за порог ступить. Между собой мы решили, что все свое богатство наш старик разделит девкам на приданое, а нам останется только зубами щелкать. Оттого-то мы с малых лет жили своим умом и своими силами — и пусть только кто-то посмеет сказать, что братья Орвильны не поймали удачу за хвост!.. А у старого хрыча ничего не вышло из этой затеи — сестры наши, одна за другой, умерли молодыми. Ни одной не успело сравняться восемнадцати лет — всех прикончила болезнь…
Тут мне показалось, что младшего брата, Доннема, эти слова заставили помрачнеть. «Хоть кто-то из вас, Орвильнов-младших, любил своих сестер», — подумала я, с неприязнью покосившись на Хобба-рассказчика.