Рыжая птица удачи

В спальне Дмитрий бросил взгляд на заботливо опущенные Никой жалюзи на окне. Рита всё ещё тяжело переносила солнечный свет, редко поднималась с кровати, мало разговаривала. Ника однажды сказала, что физически девушка почти в порядке, но что сейчас происходит с её психикой, она не могла определить. Окружающих больная узнавала не всегда. Иногда могла часами неподвижно сидеть в кресле, глядя в одну точку, ни на кого не обращая внимания. И вывести её из этого ступора могла только Ника. На мужские голоса Рита в такие минуты просто не реагировала.

А иногда она резко выходила из своего заторможенного состояния. Несколько раз Дмитрий переживал просто настоящий удар — девушка, только что вяло поднявшая веки после тяжёлого сна и равнодушно оглядывающая комнату, вдруг встречалась с ним затуманенным взглядом, или он входил в комнату, где Ника тихонько что-то говорила, причёсывая Риту, помогая ей лечь, — и та вдруг узнавала его. Страх. Настоящий, животный, затмевающий не только её, но и его сознание ужас. Эта душная волна накрывала Дмитрия с головой, и он с большим трудом справлялся с собой. Опыт показывал, что в такие мгновения ему лучше уйти, скрыться, чтобы Рита не видела его. Из предосторожности и Павел старался в это время не показываться Рите на глаза, но Дмитрий знал — это реакция не просто на мужчину. Она боится именно его.

Он отчаялся понять, что происходит. Ника пыталась объяснить ему, что таково влияние реона, что неизвестно, какими были галлюцинации Риты в то время, когда она его принимала, что ей привиделось в этом бреду. Дмитрий кивал. Он делал вид, что понимает и верит. Но в глубине души он чувствовал, что это не просто наркотик. Не мог объяснить, что ещё. Просто знал, что дело не только в галлюцинациях. Как бы то ни было, он хотел только одного — чтобы его Ритка выздоровела. И он был готов ради этого на всё.

Ведь были, были за эту пару недель мгновения, когда она становилась почти прежней. Она не улыбалась, не смеялась, но узнавала и Павла, и даже Нику, и его, Дмитрия, узнавала — по-настоящему узнавала, не пугаясь. И когда это случалось, он готов был умереть от счастья. Когда она замирала в его руках, словно скрываясь ото всех и всего, прятала лицо у него на груди как раньше, до того, как он ушёл в армию, когда она могла слушать его и даже отвечала, негромко, глухо, но отвечала — он был счастлив.

Он уже знал, что сделает, когда вернётся. Он сам положит Риту в клинику. Он уже выбрал, в какую — Ника посоветовала наркологический центр доктора Глеба Шитова, известного специалиста-нарколога. Дмитрий присмотрел для себя район, в котором можно будет снять комнату, поближе к клинике, чтобы быть рядом с Ритой, даже если его к ней не будут пускать какое-то время.

Девушка спала. Её дыхание выровнялось — под действием лекарств сон был относительно спокойным. Дмитрий поднялся, решил выпить чаю, пока он здесь не нужен, и немного привести в порядок мысли. Однако, выйдя из комнаты, не успел сделать и шагу по коридору.

Его остановило ощущение, которого он давно не испытывал. С той самой первой ночи, когда вернулся домой с известием от Алиши про реон и Ритку. Тогда он не смог войти в комнату, где они спали, потому что разрушать это хрустальное светлое было для него просто кощунством. С тех пор дни и ночи были наполнены тревогой и беспокойством, и он почти забыл, что ребят рядом с ним связывает нечто большее, чем совместная жизнь и забота о его девушке. И то чувство абсолютного всепоглощающего счастья, которое излучали люди за чуть приоткрытой дверью соседней комнаты, оглушило и заставило застыть на месте.

И только спустя несколько секунд он понял, что то, что он слышит, не ощущения, а реальный звук.

— Baby, I compare you to a kiss from a rose on the grey.
The more I get of you,
Stranger it feels.
And now that your rose is in bloom.
A light hits the gloom on the grey.

Знакомый хрипловатый голос, звучащий так непривычно, так, как он не звучал на памяти Дмитрия ни для кого, негромко пел о любви. Эту старую песню Seal Дмитрий знал, но только сейчас ощутил, насколько она хороша и насколько настоящее каждое слово в тексте.

— There is so much a man can tell you,
So much he can say.
There's so much inside.
You remain,
My power, my pleasure, my pain, baby
To me you're like a growing addiction that I can't deny
Won't you tell me is that healthy, baby?

Песня утихла, и Дмитрий дошел-таки до кухни, сел за стол, забыв, зачем шёл.

«И теперь, когда цветёт твоя роза, свет падает на серость и печаль»…