Рыжая птица удачи

Она с облегчением повернулась, чтобы выйти, уже открыла дверь и сделала шаг. Но тут за её спиной Дмитрий, как ей показалось, взмахнул руками, и она невольно обернулась на движение.

Дверь плавно закрылась, так и не выпустив её в коридор.

Ника осторожно вернулась к нему, но он, кажется, этого не заметил. Трудно заметить бесшумно передвигающегося человека, если у тебя лицо закрыто обеими руками, и ты уверен, что в комнате остался один. Даже если ты эмпат.

Она почувствовала, что едва не сделала ещё одну ошибку, снова оставив его одного. Осторожно коснулась его ладоней, ощутила, как он вздрогнул от неожиданности. Взялась за его руки, с некоторым усилием отвела их в стороны, тревожно заглянула в лицо снизу вверх. Ничего. Сухие блестящие глаза, крепко сжатые губы и вернувшаяся на уже привычное место суровая морщинка между бровей.

— Я в порядке, — предупреждая её вопрос, быстро сказал он. — Иди, не волнуйся, я просто тоже устал.

— Нет. Не обманывай. Ты хотел мне что-то ещё сказать. Говори.

Горячий взгляд обжег карим пламенем.

— Ты уверена, что хочешь это слышать?

— А ты уверен, что хочешь рассказывать? — парировала она.

— Да.

— Так говори.

Он снова отступил на шаг, как будто издалека ему было легче, и произнёс:

— Я получил эту запись и адрес, где меня ждал Хан. Я не мог не прийти к нему. Ты сейчас понимаешь, что я чувствовал. А ведь я тогда ещё считал, что Феникс мёртв. Но это ты тоже понимаешь. Он сказал мне, что Пашка у него и что он готов его выпустить, если я сделаю то, что он хочет…

Ника слушала сбивчивый рассказ, не решаясь прервать. Она чувствовала, что Димка говорит это впервые, что она первый и, возможно, последний человек, который это слышит. Она не могла его остановить, хотя ей было не менее тяжело слушать, чем ему — говорить.

От картины, которая рисовалась из его слов, у неё перехватило дыхание.

— Зачем, Дима? — вырвалось у неё, когда он замолчал. — Зачем так? Неужели это был единственный выход?

Уже спросив, она поняла, что это был один из самых неправильных сейчас вопросов. Однако он ответил. Не сразу, но уверенно.

— Да. Для меня — да.

В наступившем молчании он сделал шаг назад и сел на диванчик у стены.

Ника осталась стоять. В её голове прокручивалась только что описанная сцена. Если бы там был Паша, этот подонок уже через четверть часа, выплёвывая собственные зубы, рассказывал бы — и где на самом деле находится раненый, и собственный адрес, и пароль своего почтового ящика, и где найти все копии записи, и номера счетов с его грязными деньгами и все скелеты из своих шкафов. Димка тоже мог бы всё это сделать. Физически. Но Димка не был Фениксом.

— Хан — сволочь, — вдруг произнёс Дмитрий, не поднимая головы. — Но он знал, что делал. Он знал, что я готов расшибиться, только чтобы не навредить Пашке больше, чем я уже это сделал. Он сказал две вещи, которые я сам никогда не признал бы, даже мысленно.

Ника снова хотела остановить, не надо… Но промолчала.

— Он сказал, что я использую эту ситуацию для принесения себя в жертву. Для искупления своих грехов. И он был прав. Был другой выход, был. Но я его не принял. Опять заигрался.

Ника шумно вдохнула внезапно ставший как будто очень горячим воздух. Ничего себе, игры…

— А ещё он сказал, что понимает, как можно гордиться таким другом, как Пашка. И как можно его любить.

О, это Ника понимала ничуть не хуже.

— Я чуть не погубил человека, которого люблю больше всех, — почти шёпотом сказал Дмитрий. — Я никогда раньше не понимал, насколько это так. Я мешал ему жить, я впутывал его в дурацкие истории, я злил его, смеялся над ним и с ним вместе, мы вытаскивали друг друга из таких передряг, когда казалось, что это финиш, и мы уже не выберемся. Я так привык к его присутствию в моей жизни, что почти перестал понимать, как он для меня важен. Мне нужно было убить его, чтобы это понять. Вот чего я никогда себе не прощу.

Ника стояла неподвижно и только стискивала пальцы. Она уже не стремилась уйти, она не могла сейчас бросить Димку — сейчас, когда он так раскрылся, когда доверил ей свои самые тайные страхи, сомнения и те чувства, которые не давали ему свободно жить. Она вспомнила, как пару часов назад в этой самой комнате швыряла ему в лицо жестокие, злые обвинения и не удивлялась — почему он не защищается. Тогда ей казалось это правильным. Теперь она понимала — самое ужасное заключалось в том, что ему это тоже казалось правильным. Кажется и сейчас. Но это не правильно и не справедливо! Димка говорит верно некоторые вещи. Да, он своим легкомыслием и беспечностью приносил неприятности и себе, и Паше, но это же не стоит тех страданий, которые он перенёс, расплачиваясь за свои ошибки! Она уже осознала, поняла, что в случившемся здесь, на Каджеро, Димка виноват не больше, чем сам Паша. И что то наказание, которое он себе сам назначил, не без помощи этого ублюдка, Хана, непомерно велико и несправедливо.

— Всё это закономерно, — словно откликаясь на её мысли, сказал Дмитрий. — Хан снова был прав. Я долго не понимал, что со мной происходит, а он понял всё с самого начала.

— О чём ты? — изумилась она.