Рыжая Соня и кладовые тьмы

— Я рада, что Вожак сам решил отделиться от нас. Теперь он не сможет, как обычно, присвоить себе всю славу,— проговорила она и, видя, что друг ее ровным счетом ничего не понимает, добавила: — Разаре нужны две вещи: трон Крови и кокон Черного Паука. О первом мы так ничего и не узнали. Я уверена, что Север со своей девкой остались внизу именно из-за него, надеясь самостоятельно отыскать реликвию.

Она попыталась сыграть не на любви, а на самолюбии гирканца и теперь увидела, что у нее снова ничего не получается. В душе она считала Кучулуга всего лишь не слишком умным силачом, и, хотя многие в Логове разделяли ее мнение, все они ошибались, принимая его грубые манеры и простоватый нрав за отсутствие ума. Сейчас они видела, что он не верит ни одному ее слову и, мысленно выругавшись, заставила себя улыбнуться:

— Вожак не гордец и не себялюбец, но подумай сам. Что, если не надежда отыскать таки трон Крови заставила его остаться? Желание поболтать с блестящим скелетом и отведать свежей мясной ягоды у похожих на камни уродов? Не верю! — воскликнула она убежденно, и, быть может, искренность, на сей раз явно прозвучавшая в ее словах, поколебала Кучулуга в его мнении.— Не верю, потому что знаю,— с воодушевлением продолжала колдунья,— какое будущее ждет человека, подарившего Ордену трон!

Гирканец задумчиво кивнул. Конечно, Север должен быть честолюбивым. Вожак давно перестал раздражать его своей непогрешимостью, с тех самых пор, как открыто завел подругу, показав тем самым, что ничто человеческое ему не чуждо.

В то лето гирканец начал уважать Севера. Проиграть в поединке Вожаку он не считал зазорным. К тому же и проиграл он, едва поначалу не выиграв...

— Мы добудем Паука,— продолжала тем временем Халима.— Опасности никакой,— объяснила она.— У меня с собой ловушка. Твои люди должны всего лишь войти в пролом и отыскать паутину. После этого я сама поймаю его. Мы вернемся с победой,— пообещала колдунья,— а ты получишь давно заслуженные тобою почести!

Сказав это, она увидела, как на лицо ее друга вновь легла тень озабоченности, и едва не взвыла от ярости. Неужели Разара права в своей нелестной оценке? Да что же такое случилось, что она даже мужчину не может заставить сделать то, что ей нужно!

— Быть может, все-таки не стоит торопиться? — спросил он, став неожиданно серьезным.— Мне ничего не известно, ни о троне Крови, ни о Черном Пауке. Зато я знаю, что свой путь мы прошли до конца. И не наша вина, что, кроме золота, на нем ничего не сыскалось. Мы и так потеряли больше половины людей,— напомнил он,— и если вернемся живыми, одно это станет немалой наградой. К тому же ничто не мешает нам спуститься снова, но уже зная, что нас ждет здесь.

— Но время,— чуть ли не простонала Халима.— Мы ведь не сможем скрыть своего возвращения! Неизбежно придется ехать в Логово с докладом, а докладывать-то не о чем!

— Зато к новому спуску мы подготовимся лучше,— равнодушно ответил Кучулуг, и Пифия поняла, что все ее доводы не показались ему убедительными.

Некоторое время она задумчиво смотрела на него, и гирканец ожидал, что сейчас последует вспышка гнева, к чему за время совместной жизни успел привыкнуть. Он знал, что выплеснув злость, она вновь обретет способность трезво оценивать факты, но вспышки так и не последовало.

— С тех пор как мы повстречались, ты сильно изменился,— медленно проговорила Халима, пристально глядя ему в глаза и с раздражением осознавая, что ее простодушный друг вовсе не так простодушен, как ей казалось до сих пор.

— Это верно,— кивнул он, чувствуя, что разговор свернул в непривычное русло и грозит непредвиденными последствиями.— Раньше я был' молод, силен, беспечен и зол,— с усмешкой заметил он.— Сейчас я все так же силен, хотя и стал старше на пять лет. За эти годы я избавился от злости, и, уходя, она прихватила с собой беспечность. Мне кажется, что я стал умней и осмотрительней,— без тени обычного самодовольства закончил он.

Выслушав его, Пифия даже удивилась, насколько верно сумел он разобраться в самом себе, но это вовсе не обрадовало ее.

— Ты стал болтлив и трусоват,— зло усмехнувшись, возразила она.— Впрочем, можешь называть эти качества рассудительностью и осторожностью. Но запомни одно: я сейчас не спрашиваю твоего совета. Я приказываю!

— Слушаюсь, госпожа,— ответил Кучулуг, и улыбка сошла с его лица. Он побледнел, но не от страха, а от едва сдерживаемой ярости, но Халима лишь кивнула удовлетворенно.— Когда, ты считаешь, я должен отправить людей?

— Немедленно,— не задумываясь, сказала она.— Пусть идут в проломы и ничего не опасаются: я буду следить за ними.

Гирканец кивнул и отправился к своим людям, раздраженно выкрикивая резкие приказания, которых никто не осмеливался ослушаться. Через несколько мгновений десять человек направились к зияющим в стенах дырам, про себя посылая Пифии самые черные проклятья, но ни словом не рискуя воспротивиться вслух.