Когда Соню вели назад в темницу, ноги у нее подкашивались, во рту пересохло. «Возьми же себя в руки! — мысленно приказала она. — Еще не все потеряно». За этими словами, впрочем, ничего не стояло: от тревоги за друга Соня на время утратила способность мыслить трезво. Как ни старалась, никакого выхода найти не могла. А уж когда она увидела Гинмара обнаженным, подвешенным за руки к перекладине под низким сводчатым потолком застенка, ей и вовсе стало нехорошо. Соня рванулась было к нему, но ее держали так крепко, что все усилия оказались тщетными.
— Стой и смотри,— велел один их тех, кто привел ее сюда,— и не забывай, что во всем виновато твое глупое упрямство.
— Не трогайте его, не надо,— прошептала Соня.
— Это в твоей власти. Вот пергамент. Пиши то, что от тебя требуется, и вы оба умрете легко.
«Еще бы,— подумала она.— Подписать смертный приговор Эйдану? Никогда!»
— Нет.
Палач подошел к Гинмару, расправив длинный черный кнут. Таким легко можно перебить человеку хребет. Изувечить на всю жизнь... Соня попробовала отвернуться.
— Смотри! — Ее схватили за волосы, заставляя смотреть на пытку.
При первых же ударах Соню затошнило. Она чувствовала, что плачет, но остановиться не могла — слезы лились из глаз сами собой. Ковент мужественно молчал, стойко выдерживая пытку. Кнут со свистом рассекал воздух, опускаясь на его спину и ноги, оставляя глубокие кровавые рубцы на содрогающемся теле.
— Выродки! Звери! — Соня закричала первой, словно его боль передалась ей.— Вы же убьете его!
— Это ты выродок, а не Женщина. Пиши — и он будет спасен!
— Нет!
— Соня, не смей им уступать! — Ужас заключался в том, что Гинмар был слишком силен и все еще оставался в сознании, однако, один раз разжав зубы, он уже не мог удержаться от крика.
Его вой заставил Соню пошатнуться, перед глазами у нее все поплыло. Поверить в реальность творящегося кошмара было немыслимо. Если бы у Гинмара в эти мгновения остановилось сердце, честное слово, ей стало бы легче.
— Между прочим, если он умрет под кнутом, для тебя это будет только началом. Тогда его место займет жена. Потом — сын,— спокойно заметил палач, руководивший чудовищным действом.— Все твои друзья погибнут в мучениях по твоей вине, а ты останешься и будешь жить с этим... «...все свои двенадцать тысяч лун... двенадцать тысяч лун... лун...»
— Один Нергал ведает, из чего сделаны эти люди,— раздраженно сказал тот же голос, доносившийся до Сони словно сквозь толщу черной воды.— Он лишился чувств. В камеру обоих. Утром продолжим.
То, что было позже, сохранилось в памяти Сони лишь урывками. Она рыдала рядом с Гинмаром, положив его голову себе на колени и беспрестанно гладя его волосы,— впрочем, ковент этого не чувствовал, он вообще ничего не чувствовал. Лишь изредка он приходил в себя и называл ее Огненной Жрицей...
Слезы не приносили облегчения. Настолько беспомощной Соне еще не доводилось себя ощущать. Огненная Жрица ваниров с сияющим мечом, на белом коне... Как же! Сейчас она была всего лишь несчастной, испуганной женщиной с опухшим от слез лицом.
И с двенадцатью тысячами проклятых, бесполезных, ненужных лун жизни впереди — что в них проку, если, имея такое бесценное состояние, она и одного-то человека не может спасти?! Ковент не переживет повторной пытки. Эти подонки готовы все кости ему переломать, а потом... Нет, довольно! Так она тронется рассудком задолго до рассвета.
Гинмара начали сотрясать приступы надрывного кашля, он отхаркивал ей на колени сгустки черной крови, и Соня повернула ему голову, чтобы он не захлебнулся.
— Потерпи еще немного, звездочка моя. Мы будем бороться до конца,— сказала она больше себе, чем ему. — Пока мы живы, нельзя терять надежду.
Склонившись над Гинмаром, Соня губами собрала с его лица кровь и пот, ничуть не смущаясь этой нежности и жалея только о том, насколько сурова была с ним прежде. Что же это за душевное уродство — так бояться малейшего проявления нормальных человеческих чувств?! Дура она, Аура.
— Я люблю тебя, мой милый. Слышишь? Я люблю тебя. Только продержись до утра, пожалуйста...
Разум Сони Заработал с новой силой, и она решительно вытерла слезы. Хватит уже реветь. Она встала, сняла с себя верхнюю одежду и подсунула под казавшееся безжизненным тело Гинмара... Невелика помощь в его положении, но не лежать же ему на холодных камнях.
Так. Помощи ждать неоткуда. На кого она может рассчитывать? Если они заговорили о Джилле и Талле, то те — а значит, и Маргир с Лори и Лиарой — либо уже схвачены, либо держат оборону в доме-крепости старого воина. В любом случае друзьям сейчас не до нее.
На Эйдана тоже надежды мало: он уверен, что они с Гинмаром сейчас ведут переговоры с властями Офира. Ну и кто остается? Разве что призраки Риатеоса; но от них никакого толку. Впрочем... Призраки?! Им ведь что-то было нужно от нее, а она просто отмахнулась от этих бедняг. Жертвы Зверя... Те, чьим временем он поддерживал свое существование.