Рыжая Соня и Осенняя Луна

И Таймацу знал это ничуть не хуже, поэтому просто стоял, опустив руки, не делая попыток сопротивляться или бежать. Упорство и мастерство его преследователя заслуживало награды. Хэйдзи не был его врагом, он лишь выполнял то, что был обязан исполнить. Ничего личного. Даже ненависти. Поменяйся они местами, Таймацу делал бы точь-в-точь то же самое и испытывал такие же чувства, поэтому прекрасно сознавал, что происходит сейчас в душе Хэйдзи. Когда-нибудь этому суждено было случиться. Осенняя Луна не ощущал ни страха, ни сожаления. Хэйдзи извлек ритуальный меч и протянул ему, показывая этим, что считает Таймацу заслуживающим достойной смерти.

Осенняя Луна благодарно склонил голову, принимая последний неоценимый дар, самую великую милость, какую только Хэйдзи мог ему оказать, и резким ударом вонзил остро отточенное лезвие себе в грудь, туда, где билось сердце.

В этот самый миг Соня очнулась — и увидела все, что произошло.

— Нет, Таймацу! Нет, пожалуйста, ты не можешь, не должен умирать! — Соня бросилась к нему, рухнув на колени над островитянином, обхватив руками его тело, не обращая внимания на то, что сама просто плавает в его крови, которой мгновенно пропиталась ее одежда. — О… зачем?!

Она опять опоздала. Он пришел сюда, чтобы защитить ее от опасности, а она не успела отплатить ему тем же.

Душевная боль сводила Соню с ума. Ее друг, воплощенная мудрость и верность, пожалуй, самый чистый, самый светлый из всех людей, которых она когда-либо знала…

— Не покидай м-меня, — рыдала она, и слезы смешивались с его кровью. Совершенно сломленная, она со стонами ползала возле остывающего тела, точно слепой детеныш, потерявший мать. — Таймацу…

— Соня, — Огден, утоливший первую жажду и теперь соображавший абсолютно отчетливо, подошел и встал рядом с нею, обняв воительницу за плечи. — Ты не потеряешь его. Посмотри на меня. Послушай.

Ее взгляд принял более осмысленное выражение, хотя пальцы по-прежнему сжимали руку Таймацу, которую у Сони не было сил отпустить.

— Он хранил меня, подобно доброму духу, — жалко всхлипывала она, содрогаясь от рыданий всем телом, — а я никогда не умела оценить это в полной мере…

— Он очень сильно тебя любил, — подтвердил Огден, — поверь, я знаю, что это такое, ведь я тоже однажды потерял всех, кто был мне дорог, и потом долгое время оставался один, окруженный лишь ненавистью и злом, пока ты не решилась принять меня таким, каким я являюсь.

Из ее груди вырвался долгий, протяжный вой, прервав речь Огдена и заставив того немного подождать, пока этот душераздирающий горький плач не утихнет.

— Соня, еще не поздно. Я могу вернуть твоего друга. И через несколько дней он поднимется, став подобным мне. Но только ты можешь это решить за него. Одно твое слово… одно слово — и Таймацу обретет вечность. Ведь он это заслужил, как никто иной.

Его голос с трудом пробивался к помутившемуся от отчаяния сознанию Сони, и она не сразу поняла смысл слов ванира.

— О, Соня, — упрямо продолжал тот, — нам надо спешить, пока сюда не сбежалась половина Бельверуса! Решайся скорее! Только одно слово!

Вместо этого с ее губ сорвался новый дикий, безумный, пронзительный крик, полный ужаса и горя. Но на самой высокой ноте он вдруг оборвался. Ставшее за какие-то минуты неузнаваемым лицо Сони со спутанными, слипшимися от свернувшейся крови волосами и глубоко запавшими глазами выглядело так, словно перед Огденом предстала не женщина, а воплощенное исчадие преисподней.

Охрипший от рыданий голос прозвучал глухо и невыразительно.

— Огден? Таймацу может вернуться?

— Да, если я инициирую его, сделав своим птенцом. Ты получишь возможность видеть его, говорить с ним каждую ночь, когда пожелаешь. Он не исчезнет, не превратится в тлен и прах, не станет добычей могильных червей, и ты останешься под его защитой навсегда, как и прежде. Ты сможешь сказать ему все, что не успела или не решилась, пока он был жив.

Искушение было огромным. По сути, Огден возвращал ей саму надежду.

— Почему… ты спрашиваешь моего разрешения? — она продолжала гладить остывающую руку Осенней Луны. — Какая тебе разница, что я скажу?

Новая волна боли уже накатывала на нее, грозя затопить с головой и лишить рассудка. Спазмы сжимали горло. С ними не было сил справляться.

— Никогда Мастер не создает птенца без сознательного, добровольного и безусловного, взвешенного согласия человека, который отдает себе полный отчет в том, каким изменениям подвергнется. Но это особый случай. Сам Таймацу не может ничего решить. Он мертв. Однако ты — самый близкий ему человек, по крайней мере, в Хайбории, а я полагаю, что и вообще в мире. Ты не сделаешь ничего такого, что было бы противно его собственной воле.