Рыжая Соня и Осенняя Луна

С ним случилось великое несчастье – Призрак понял, насколько ему стали необходимы люди, за судьбу которых он чувствовал себя ответственным, как когда-то за Хаяросоку, пленного круглоглазого, с коим свела его жизнь в монастыре на острове Садацугу. Тот человек должен был погибнуть, но Таймацу освободил его и бежал вместе с ним, презрев законы своего клана. Он не мог бросить тогда в джунглях беспомощного, измученного жестокими пытками человека, которого спас и нарек ему новое имя – Пламя Свечи На Ветру. Не мог и сейчас поступить подобным образом. Не зря же он столь терпеливо дожидался возвращения Эльбера, не зря создавал свою удивительную ученицу – Кейулани, а главное, хотя в этом даже безжалостно честный с самим собой Таймацу не сразу решился признаться себе, впервые после Сагары с острова Садацугу он встретил женщину, которая стала ему дорога.

Таймацу умел скрывать любые свои чувства, независимо от их силы и той боли, которую они ему причиняли. Но его внешняя невозмутимость вовсе не означала, что за нею действительно – ни чем не омраченный душевный покой. Сердце Призрака было подобно спящему вулкану.

Соня без всяких усилий с ее стороны запала ему в душу. Вокруг нее распространялась особая аура, которая освещала ее необычную красоту и наполняла ее такой неземной прелестью, какой Таймацу и не предполагал когда-либо встретить вне Островов. Она была доброй, но не слабой; прямодушной, но не наивной; прощающей, но не доверчивой. Она была веселой и яркой, прямой и восприимчивой, не самонадеянной и не эгоистичной – как раз такой женщиной, о которой только можно мечтать. Осенняя Луна повсюду ощущал ее присутствие, ее запах…

Но Соня была столь же запретна для него, как когда-то Сагара – девушка-куноити, служившая и принадлежавшая, душой и телом, своему господину Асикаги, – и столь же желанна. Мукой для Призрака было ежедневно видеть ее, говорить с нею, обмениваясь колкостями, на которые Соня была мастерица, мукой – наблюдать, как она обнимает и ласкает другого мужчину, без труда получающего от нее то, что ему, Таймацу, дозволено только во снах, мукой – слышать стоны наслаждения и страсти, исторгающиеся из ее груди, когда она делит постель с Эльбером, и ее тихий, довольный смех, когда они просто лежат рядом, пресыщенные только что совершенным.

Но Осенняя Луна умел, кроме всего прочего, и любить, не требуя ответа, без зависти и досады, не позволяя ревности ослепить себя. Он знал, что как мужчина совершенно не привлекает Соню, и этого изменить нельзя, что бы он ни сделал, на что бы ни пошел ради нее. Любовь не купишь деньгами, не завоюешь подвигами. Все, что оставалось Осенней Луне – это не уходить. Быть рядом с нею столько, сколько позволит судьба, допустит Единый. Даже если это означает подставить себя под удар Хэйдзи.

В одиночку он бы мог снова спастись, он был более быстр, ловок, умен и находчив, чем его упрямый и безжалостный враг, не зря же Таймацу неоднократно сбивал Хэйдзи со следа, и тот восемь зим рыскал по Кхитаю и Гиркании в бесплодных поисках, в то время как Осенняя Луна находился чуть ли не на другом конце света – в Немедии, Бритунии, где старался поставить на ноги изувеченного в схватке с Кавабом Эльбера, и опять в Немедии, зная, что позволит Хэйдзи настичь его лишь тогда, когда устанет убегать и сам пожелает смерти.

По своему естественному благородству, о коем Призрак никогда не задумывался, он предполагал даже допустить гибель от руки Хэйдзи – пусть преследователь, исполнив свой долг, испытает долгожданное удовлетворение.

Но это должно было произойти еще очень, очень не скоро.

А теперь так получалось, что срок его пребывания в мире живых истекал. И это вовсе не прибавляло Таймацу радости. Раскрыть его убежище для Хэйдзи будет несложно. И хитроумные ловушки, коих полно в особняке, специально оборудованном для того, чтобы дать достойный отпор любому непредвиденному вторжению чужака, он минует легко.

В Немедии у Таймацу не имелось достойных противников, которых он мог серьезно опасаться – самые отчаянные схватки наиболее опытных хайборийских бойцов для него были неуклюжей детской возней. Но Хэйдзи являлся таким же островитянином, прошедшим ту же школу, что и он сам, и это в корне меняло дело. Кроме того, не он один гнался за Осенней Луной, и все преследователи были изрядно раздражены и утомлены затянувшимися бесконечными поисками. В двух шагах от успеха и победы они не отступят и не повернут назад.

Он почти что слышал их тяжелое, как у охотничьих псов, бегущих за оленем-подранком, дыхание, и земля все ближе и ближе вздрагивала от решительной поступи ног, обутых в легкие бесшумные сапоги с особым отделением для большого пальца…

* * *

– Таким искусством никто в Немедии не владеет, – проронил Хэйдзи, переводя взгляд на своего спутника, Тайру; тот мрачно склонил голову, соглашаясь.

– Меня уверяли, что это сделала старая женщина, – сказал третий из них, Гэмбан. – Старая сумасшедшая знахарка Кейулани, которая исцеляет раненых гладиаторов.

Хэйдзи решительно покачал головой, обритой наголо и с длинной косичкой на затылке.