Рыжая Соня и Осенняя Луна

В другое время она хорошо сознавала, кем именно является. Она – целительница Кейулани, старая женщина, которая родилась так давно, что и не припомнит, когда именно. Она ощупывала собственное лицо и не узнавала его. Кейулани? Кей? Так ее называют, но в действительности – ее ли это истинное, от рождения данное имя?.. И что значит – «давно»? В глубине души она ощущала, что, как ни странно, обычные человеческие сроки ей не подходят и не имеют к ней отношения. Зимы, десятилетия – все это исчисление столь же мало соответствует ее истинному возрасту, как если бы бабочка-однодневка пыталась со своей меркой подойти к вопросу о продолжительности человеческой жизни. Может быть, она просто принадлежит к тем немногим людям, которых всегда смутно тревожат неясные тени прошлых существований? Пожалуй; например, в одном из них Кей была возлюбленной гладиатора, который покинул ее. Она порой видела разрывающие душу сны и об этом тоже. Но она умерла и была поспешно похоронена. Значит, потом она родилась снова, но ведь это по-прежнему была она? Или уже что-то иное? Гусеница, кокон, бабочка – это один и тот же меняющийся организм или три абсолютно различных создания? Кто может знать точно?

Куда исчезает огонь, когда догорает свеча?

Сейчас Кейулани пристально наблюдала за двумя людьми – еще такими невероятно юными! – пришедшими просить у нее о ночлеге. Если бы ее спросили, кто они такие, она бы ответила безошибочно, потому что отлично знала их обоих. Девушку звали Араминта. Она была в продолжении сна о гладиаторе Эльбере. Только тогда Минта была моложе, да что там – просто маленькой одинокой девочкой, которой женщина по имени Глария отдавала то немногое, что в ее душе еще оставалось способным любить. Немудрено, что она не узнала Кейулани: ведь прошло немало лет, и одна жизнь сменилась другой. Второй же, юноша Аггу, был уже в этой жизни Кей, и она с помощью Таймацу спасла его, вернув душу в отказывающееся бороться, измученное опасной болезнью тело. Теперь он выглядел полным сил, и это было прекрасно.

Более того, юноше уже довелось однажды побывать здесь, в подземельях Килвы, а девушка впервые очутилась в этом месте. При иных обстоятельствах Минта, возможно, испытала бы потрясение, но только не теперь: за последние несколько часов она успела пережить достаточно, чтобы, кажется, уже ничего более не опасаться. К тому же, рядом с этим молодым мужчиной-воином она чувствовала себя на редкость спокойно и уверенно. Как будто кто-то пришел и взял на себя все ее сомнения, тревоги, невысказанные страхи, закрыв ее от них собою. Хотя Аггу ничего подобного ей не обещал и не говорил. Впрочем, что-либо сказать ему и не представлялось возможным: непонятно, что нашло на обычно замкнутую и немногословную Араминту – но она просто не закрывала рта, не дожидаясь вопросов, рассказывая Аггу обо всей своей нелепой и далеко не радостной жизни, как могла бы жаловаться брату, которого у нее никогда не было.

Ему оставалось лишь слушать и удивляться. Судьба Минты была столь непохожа на его собственную! Он рос, не зная своих родителей, никогда не имея иной крыши над головой, кроме дырявого потолка казармы, да и то в лучшем случае. Участвуя в бесчисленных, изнурительных военных походах, Аггу более привык забываться недолгим чутким сном под открытым небом или мрачными каменными сводами суровых фортов. А эта девушка родилась, как говорится, с серебряной ложкой во рту, среди роскоши и неисчислимого, с его точки зрения, богатства, с раннего возраста была знакома с дворцовыми приемами и беседовала с самим королем, по праву рождения будучи представительницей знати самого высокого уровня. Но всегда и для всех оставалась такой же чужой, как и он сам, словно какая-то злая сила сознательно и жестоко отлучала ее от любви.

Кажется, он произнес что-то похожее вслух, потому что Минта изумленно вскинула на него блеснувшие в полумраке глаза.

– У меня была Глария! Пусть совсем недолго, она оставалась со мной. Может быть, она даже любила меня. Она никогда не говорила о своих чувствах. Знаешь, недавно я видела ее там, возле усыпальницы, – словно для большей убедительности, она уверенно кивнула несколько раз, прежде чем продолжить. – Не думай, я не сошла с ума! – торопясь, Минта поведала о встрече с Эльбером и о том, как, когда он выходил из склепа, она отчетливо различила рядом с ним свою давно умершую подругу. – Она стояла подле него, такая же молодая и прекрасная, какой я ее запомнила; нет, даже еще лучше! Я ведь всегда знала ее печальной, а в этот раз она улыбалась и была похожа на королеву… или богиню. А Эльбер – он был словно окутан исходившим от нее светом, и глаза у него были не обычными, а почти золотыми. Боги, Аггу, я никогда не видела ничего подобного! Потом, конечно, Глария исчезла, но клянусь, мне ничего не померещилось, я действительно видела ее! Только так, наверное, выглядят призраки…

Аггу вздрогнул.

– У него были золотые глаза?