Ребенок вырос, превратившись в образец женского совершенства, и вскоре Дансубарг все чаще стал бросать на Дайву заинтересованные взгляды. Однако он понимал, что всему есть предел. Завести интрижку с сестрой собственной жены в своем же доме было бы верхом гнусности, и он, стараясь не замечать весьма прозрачных намеков юной дивы, боролся с собой сколько мог. В конце концов, он решился избавиться от искушения, срочно выдав семнадцатилетнюю красавицу за весьма достойного молодого человека. Казалось бы, Дайве следовало смириться с судьбой, но не тут-то было. Во время брачной церемонии она была хороша как никогда прежде. Дансубарг глаз с нее не сводил и вместо чувства облегчения испытывал невыносимую тоску и ярость при мысли о том, что девушка достанется другому. Он был вне себя и совсем обезумел от страсти. Когда же красавица будто ненароком кинула на него ответный, обжигающий, призывный взгляд своих чарующих серых глаз, сознание ярла взорвалось единой мыслью: «Она должна быть моей!» Улучив момент, он приблизился к Дайве и шепнул: «Пойдем со мной!» Новобрачная и не пыталась возражать, а сбежала прямо со свадебного пира. Едва приведя Дайву в свои покои, Дансубарг поспешно овладел ею, и она отвечала на его ласки столь охотно и бойко, словно всю жизнь ждала этой минуты. Дансубарг был почти на вершине блаженства, когда горестный вопль заставил его прервать свое занятие и обернуться. Ила, с полными слез глазами, взирала на него и свою сестру.
— Что же ты творишь, мой повелитель?! — Даже она, прежде безропотно сносившая его измены, была поражена подобной непристойностью.— Разве мало женщин, с которыми ты можешь удовлетворять свою страсть? И разве я не делаю все возможное, чтобы только угодить тебе?.. О, лучше бы свет померк в глазах моих, лучше бы мне этого не йидеть...
А Дайва глядела на сестру из-за плеча Дансубарга, изображая стыдливость, но взгляд ее был полон торжества и злобы. Ярл так и не нашел чем оправдаться.
На следующий день оскорбленная женщина, чаша терпения которой была наконец переполнена, попросила Дансубарга отпустить ее. Ярл понял, что перешел все границы. Он дорожил Илой и жалел о содеянном, однако было поздно. Вне себя от растерянности, он выкупил Дайву у мужа, которому так ни разу и не довелось насладиться ее прелестями, и по прошествии некоторого времени, как ему показалось, все взвесив, объявил ее своей женой взамен Илы. Возможно, он бы не пошел на это, однако Дайва сообщила, что ждет от него ребенка. Иле за все годы их брака так и не довелось подарить Дансубаргу сына, о котором тот страстно мечтал. Младшая сестра прочно заняла место старшей, а та просто ушла, исчезнув из его жизни, и с тех пор ярл ее больше не видел.
G триумфом завершив одну игру, Дайва тут же принялась за другую. Она вовсе не собиралась останавливаться на достигнутом и быть покорной тенью мужа. Ей хотелось безраздельно владеть его состоянием, а главное, порочная натура Дайвы не могла выносить, чтобы близким ей людям жилось спокойно. Она была рождена разрушать и уничтожать, чем с наслаждением и какой-то мрачной истовостью и занималась.
За считанные недели жизнь Дансубарга превратилась в кошмар. Дайва оказалась немыслимо скандальной, своенравной и склочной, не говоря уж о ее сверхъестественных запросах. О, ей бы не хватило и всех богатств Асгарда! Она постоянно требовала от Дансубарга дорогих подарков, и если только ее что-нибудь не устраивало, поднимала такой крик и визг, словно ее убивают. Дансубаргу с трудом удавалось укрощать сию строптивую кобылицу, которая единственным законом почитала собственную спесь. Угодить ей было почти невозможно» Ярл попробовал было не обращать на нее внимания и снова поискать утешения на стороне, но он явно недооценил Дайву. То, о чем Ила молчала годами, сделалось всеобщим достоянием, и о нем пошли такие слухи и. разговоры, что впору лезть в петлю. Дансубарг постоянно слышал сдавленные смешки за спиной, к которым отнюдь не привык, и принялся отстаивать свою честь тем способом, которым владел в совершенстве — мечом и кулаками, он не сомневался, что сможет заткнуть рот кому угодно. Однако его действия привели к прямо противоположным последствиям. О Дансубарге стали говорить, будто он сошел с ума и бросается на всех, как дикий зверь, не различая ни врагов, ни друзей. Он и вправду сделался подозрительным и совершенно неукротимым. В каждом обращенном к нему слове Дансубаргу мерещился скрытый подвод. Кончилось тем, что во время великосветского приема он устроил жуткую драку во дворце кенига Раммара, и дело только чудом не дошло до убийства. Раздражение Раммара было весьма велико. Он уже устал выслушивать жалобы на своего фаворита, и готов был бросить его в камеру тюрьмы за попытку убийства. Но Дайва, рыдая, испросила у кенига аудиенции и принялась на коленях молить за своего беспутного мужа. Раммара растрогал вид беременной красавицы, проявившей такое мужество и верность брачным обетам, и он ограничился лишь тем, что запретил Дансубаргу в течение года появляться при дворе.