Рыжая тень

«А вот это, малыш, самое интересное и есть. Они, которые снаружи, они ведь не знают, что внутри только ты и что ты не понимаешь значения поступающих символов, а просто выполняешь программные действия. И значения тех, которые подбираешь в ответ, ты тоже не понимаешь, просто подбираешь парные по таблице, и все. А они, которые снаружи, задают тебе осмысленные вопросы. И получают на них вроде как вполне осмысленные ответы — ну, во всяком случае, им так кажется, что осмысленные. И полагают, что общаются с разумной личностью. А на самом деле они общаются даже не с тобой, а с таблицами, из которых ты берешь парные символы, и все. И пока ты заперт в этой комнате, ты так никогда и не сможешь понять, чего же они от тебя хотят. А они никогда не смогут понять, есть ли ты вообще. Понимаешь?»

«Аналогия ложна. Я не заперт и могу выглянуть наружу. Проанализировать невербальную знаковую систему, наложить ее на уже известные парные символы. Разработать программу-переводчик с марсианского на человеческий. И понять, чего от меня хотят. Задача решаема».

«Ты-то можешь, да… Но сможешь ли ты сделать правильный вывод? Сможешь ли ты понять: те, которые снаружи, — они живые или нет? Может быть, они такие же марсианские комнаты со своими программами подстановок вроде как нужных символов во вроде как нужные места, и только? Вот сейчас, например, с кем ты общаешься, а? С настоящей вроде как личностью — или просто с удачной ее имитацией? Молчишь? Правильно. Умный мальчик. Ты помолчи, помолчи. Подумай».

Шеба — хорошая школа. Она учит быстро отличать те опасности, при которых надо замереть и тянуть паузу, от других, когда подобное поведение не может привести ни к чему, кроме неприятностей. И не важно, что неприятности эти в данном конкретном случае выглядят очень странно и будут не у тебя.

«Маша… я тут подумал… И сделал вывод. И знаешь, мне вроде как все равно».

Показалось — или пауза была действительно на наносекунду дольше стандартной?

«Ну… я рада. Вроде как. Хотя это тоже может быть всего лишь программной реакцией на определенное сочетание определенных знаков в определенной ситуации».

«А есть разница?»

Конфетти. Быстрые, рваные.

«Не знаю, малыш. Не уверена».

«Ну и тогда зачем забивать аналитический ресурс попытками решить задачу, изначально решения не имеющую?»

На этот раз конфетти были намного более яркими. И не таяли долго.

Глава 28 Ожидание взрыва, или Люди просто завтракают…

Завтрак прошел напряженно.

Пожалуй, даже еще более напряженно, чем вчера, когда Дэн был уверен, что все должно измениться. Ну, а как же могло быть иначе? Ведь доктор теперь знает, кто такой Дэн, он не сможет относиться по-прежнему, это логично, его отношение обязательно изменится, и главное — вовремя отследить эти изменения, быть к ним готовым и отреагировать правильно… И Дэн ждал, сохраняя внешнюю флегматичность и невозмутимость и закручивая внутреннюю пружину все туже и туже. И был готов. К любым поворотам. Ждал. И… снова ждал.

А изменений не было.

Сегодня он тоже ждал, и пружина была закручена настолько туго, что немного мешала дышать. И сегодня у Дэна было куда больше оснований для напряжения. Потому что доктор с его отрицательной максуайтерностью — он такой, наверное, вообще единственный, потому-то и выламывается из любых прогнозов, потому-то и реакции у него такие нетипичные. Он тоже действует вопреки типовой человеческой программе — и от этого тепло внутри, словно Дэн делает что-то внепрограммное сам. Доктор никогда не сделает ничего такого, от чего потребуется защищаться, доктора самого защищать надо. Но капитан и Владимир — не такие.

Они максуайтеры. Оба.

Два максуайтера за одним столом, к тому же оба на пике агрессивности, оба злятся друг на друга и не склонны забывать друг другу вчерашнего. Один — внеплановой псевдостерилизации его подведомственной территории и безвозвратной утраты запасов дымовой смеси, имитирующей хлорбетакриспин. Второй — фразы про алкашей и идиотов и удара кулаком в живот.

В любой другой день доктор, конечно, мог бы скомпенсировать ситуацию до приемлемой: обычно его благодушные рассуждения о здоровом образе жизни, сопровождаемые поеданием пряников и бутербродов, действовали на команду умиротворяюще, даже Владимир хоть и кривился, однако агрессивность снижал до вполне терпимого презрительного раздражения. Но сегодня доктор улыбался хоть и доброжелательно, но кривовато, а жевать и говорить старался поменьше. И каждый раз еле заметно морщился.