Рыжий

Находясь на грани полной паники, оседлал велосипед и понесся уже почти по полной темноте в сторону больницы. Методом тыка, нашел приёмный покой, где и выяснил, что Антонина Алексеевна Лисина госпитализирована в терапевтическое отделение.

— Нет, не знаю. И пропустить не могу. Время посещений закончилось. Приходи завтра, — монотонно отвечала мне дежурная медсестра на мои многочисленные вопросы.

Слава всем святым (я чуть не перекрестился) хоть не в реанимации лежит. Что же там с ней случилось?

— Тётенька, а завтра со скольки можно? И на каком этаже отделение?

— Завтра — воскресенье, а значит с девяти можно. Терапия на втором этаже находится. Сменку не забудь и халат белый, а то не пустим.

Ответила и захлопнула у меня перед носом переговорную форточку в двери, видимо посчитала свою миссию выполненной. Я же свою считал еще не выполненной. Надо прорываться в корпус. Чтобы знать, что ей надо. Вещи, документы, деньги, да мало ли что ещё. Да и бабуля успокоится, если будет знать что я в курсе — где она.

Тщательно приковал велик к заборчику на крыльце центрального входа. А то знаю я сограждан, сопрут и не поморщатся. И отправился проверять запасные выходы, в надежде, что курильщики их специально не запирают. Так оно и оказалось, вторая же дверь была незаперта.

Зашёл, поднялся на второй этаж и в наглую стал заглядывать во все подряд палаты, даже не реагируя на возмущение больных. И наконец, нашёл. Бабуля лежала в какой-то неестественной позе — буквой «зю» и плакала.

Кроме неё в шестиместной палате больше никого не было. Но, судя по разобранным постелям, все кровати имели владельцев. Может ушли на процедуры или телевизор где смотрят? Пофиг.

Подлетел к её кровати и рухнув на колени перед удивленно прекратившей плакать бабушкой, сказал:

— Привет ба! Еле нашёл тебя! Как же ты так?

— Женечка! Миленький! Родненький! Нашёл! Солнышко ты моё! — она попыталась дотянутся до меня рукой, но резкое движение видимо вызвало новую порцию боли и на её глаза опять навернулись слезы.

— Ба. Лежи не двигайся. Что врачи тебе сказали?

— Защемление седалищного нерва. Я, дура старая, пыталась камни ворочать, которые трактор из земли вывернул. Ну и вот, — она опять всхлипнула.

— Ясно. Понятно. Ты лучше скажи, что тебе принести надо завтра. А то меня сейчас найдут здесь и выгонят, — попытался я её отвлечь от самокопания и боли.

— Да. Точно. А как ты сюда попал? — оживилась бабуля.

— Пролез через канализацию, — схохмил я.

— На тебя это похоже, — улыбнулась она. — Так. Женя. Мне нужен теплый халат, тапочки, носки, кружка, миска с ложкой, — пустилась она в перечисление ей потребного.

Минут пять еще с ней поболтал, оставил прихваченные на всякий случай трешку и две бумажные рублёвки. Для медсестёр. Может уколы какие ей обезболивающие вколют дополнительно. Да и уход с её заболеванием нужен постоянный. Ту же утку правильно пристроить, или покормить, пока к бабуле подвижность не вернётся. Понятно что помощь и так, бесплатно окажут, но подмазать никогда не вредно.

Успел смыться как раз вовремя. Как рассказала бабуля на следующий день — через пять минут после моего ухода к ней целая делегация дежурных врачей заявилась. Её соседки по палате оказались вполне вменяемыми тётками и постоянно меня жалели — как же я один там бедный живу?

Пришлось даже шёпотом наехать на бабулю:

— Ба, ты чего творишь? Хочешь чтобы меня в детдом забрали?

— Что ты несешь, Женька? — возмутилась она.

— Сейчас до врачей от твоих соседок дойдёт, что я один дома живу, а ты, как опекун, у них в больнице. И меня быстренько оформят куда подальше. Нафига ты этим тёткам про меня все рассказываешь?

— Ой. И правда. Совсем я сказилась. А что теперь делать-то, внучек? — зашептала она в ответ, подозрительно косясь на своих соседок.

— В разговоре скажи, что мол тетка моя ростовская приехала и за мной присматривает. — придумал я на ходу отмазку.

Может ничего и не случилось бы, но я решил перестраховаться, а то и правда окажусь в школе-интернате или детдоме. Через три дня её малость попустило, и она уже вовсю гуляла по больнице. А еще через неделю её выписали домой. Прописав кучу таблеток и длительный курс электрофореза[100] в процедурном кабинете.

Вроде и не так много барахла ей перетаскал в больницу. А назад еле упер на велосипеде — два неподъёмных баула. Саму же больную целый час уговаривал разориться на такси, делая упор на её ещё не слишком поправившемся здоровье. Еле уговорил.

К моменту моего возвращения с баулами, она уже успела принять душ, пообедала сваренной мной ухой и, дождавшись меня, принялась выяснять как я тут жил. Сколько потратил денег? Как учился? Много ли двоек? Чего успел натворить?

Я аж прифигел от подобных наездов. Притащил ей дневник и подробно отчитался о тратах:

— Всего, с тебя бабуля — одиннадцать рублей. С учётом пятёрки, что я тебе в больнице оставил. Только свои тратил, твоих не касался, — выкатил я ей счёт.

— Ишь ты! Деловой! — восхищенно и ничуть не расстроенно воскликнула она. — Всё верну внучек, не сомневайся. Иди сюда, — она призывно подняла правую руку.