В итоге, в глазах всего города я осталась бы проституткой, а они положительными ребятами. Ведь немаловажную роль сыграла бы их репутация. Спортсмены, отличники, участники всевозможных олимпиад и соревнований, дети известных людей в городе, и никто даже в мыслях не мог предположить, чем они занимались в свободное время.
И наркотик при проверке нашли бы только в моей крови. Они-то наверняка перестраховались, и кроме алкоголя ничего не употребляли. У этих подонков имелись деньги и связи, а у меня что? Старенькая бабушка-сердечница и младшая сестра детсадовского возраста. Помимо изгоя в школе мне светило стать проституткой и наркоманкой, а такая участь совсем не прельщала.
Я села посреди комнаты, схватилась за волосы и машинально начала раскачиваться из стороны в сторону.
«Что же делать, что же делать?»
Подняла голову, напротив висели часы, они показывали четыре утра, надо было срочно убираться оттуда, пока никто не проснулся. Куда ехать, не знала, но понимала, что кроме дома больше все равно некуда. Бабушка еще, наверное, спала, поэтому сохранялась вероятность того, что не разбужу ее, если зайду тихо.
Как жить дальше, я не представляла, но, как Скарлетт О’Хара, решила, что подумаю об этом завтра, ведь самым главным было побыстрее покинуть это ненавистное место. Мое состояние очень быстро ухудшалось. К горлу подкатывала тошнота, а в голове, как будто стучало сразу несколько отбойных молотков.
Неожиданно, пришло осознание того, что с этими мразями мне еще дальше предстоит учиться в одном классе. От этой мысли меня вырвало. Стало легче в физическом плане, но не в душевном. Было противно от всего: чувствовала себя грязной, отбросом общества. А, самое главное, я понимала, что, если увижу Савельева на занятиях, то убью.
«Нет, мне нельзя в школу, это точно».
Слезы полились градом: начиналась истерика. На автомате, я вызвала такси, а потом опять все, как в тумане. Очнулась уже возле дома от слов водителя:
— Девушка, с вами точно все в порядке?
— Да, да. Со мной все нормально, — сказала дрожащим голосом.
Расплатилась с мужчиной и медленно побрела к подъезду, но зайти так и не смогла, села на лавку возле дома и разрыдалась. Я ревела в голос и не могла остановиться. Было все равно, что кто-то может проснуться и увидеть меня в таком виде. Я слабо соображала, находилась в прострации. Не знаю, сколько прошло времени, когда услышала, как издалека, свое имя:
— Женя, Женя Синицына, ты, что ли?
Я подняла заплаканные глаза. В окне первого этажа увидела учительницу английского языка. Она единственная поддерживала меня в школе. Только благодаря Юлии Викторовне я участвовала в олимпиадах. Она бесплатно со мной занималась репетиторством, очень хвалила, радовалась успехам, говорила, что далеко пойду, что у меня прекрасное произношение, что я талантливый ребенок, и, если бы уделяла больше времени английскому, то в будущем могла бы стать прекрасным переводчиком или преподавателем иностранных языков.
— Ты, почему ревешь? Весь дом перебудишь, а заодно и бабушку свою. Если она такую тебя увидит, у нее инфаркт будет. Давай, заходи быстрее ко мне.
И я поплелась к ней. Мысли о бабуле отрезвили. Еще не хватало ее впутывать в мои проблемы.
Юлия Викторовна привела меня на кухню. Я напоминала тряпичную куклу. Руки повисли, как плети вдоль тела, на лице никаких эмоций. Плакать не хотелось, больше, вообще, ничего не хотелось. Это самое страшное состояние — ощущение пустоты внутри. Тебя, как будто больше нет…
— Пей чай, он с мелиссой, — сказала Юлия Викторовна.
Я никак не реагировала.
— Пей, Женя, — она вздохнула. — Ради бабушки и сестры, ты должна сейчас впихнуть в себя этот, чертов чай, и рассказать, что с тобой произошло. Может быть, я смогу тебе чем-то помочь, и вместе мы найдем выход из положения.
«Ради бабушки и сестры», — вертелось в голове.
Я взяла кружку, сделала глоток и заговорила. Слова лились потоком. Как робот, без эмоций, со всеми подробностями, чужой для меня женщине, я спокойно, монотонно, описывала события, случившиеся со мной ночью в загородном коттедже одноклассника. От этого не становилось хуже или лучше, было все равно. Казалось, что все произошло не со мной. Я себя уже нормальным человеком не чувствовала и самое страшное: боялась, что останусь такой навсегда.
Юлия Викторовна, прижав кулак ко рту, с ужасом смотрела на меня и плакала. Я закончила и повернулась в сторону окна…
Светало…
— Женя, — она вскочила и нервно заходила по кухне, заламывая руки, — это нельзя так оставлять, нельзя, нельзя… Ты слышишь меня?! Мы сейчас соберемся и поедим в полицию, напишем заявление, и они посадят этих подонков, мразей, моральных уродов…
— Н-нет, — твердо сказала я.
— Что, нет, Женя? — Юлия Викторовна замерла на месте. — Как, нет, Женя? Я понимаю, что у тебя стресс, шок, но все это пройдет, а потерянное время не вернешь. Нам необходимо действовать быстро, и съездить сегодня на гинекологическое обследование…
— Я сказала — НЕТ!
Она посмотрела на меня.