Рыжий Ангел. Бонус

Румяные от мороза, как только оказывались в квартире, на ходу раздеваясь, заносили елку в зал, помещали ее в подставку и располагали возле окна и стоявшего на тумбочке старенького телевизора фирмы Funai.

Доставали игрушки советских времен и наряжали елку.

Мы делали это медленно, не торопясь, растягивая момент абсолютного счастья.

Ведь новогодние игрушки нам были дороги, как память о маме, и мы боялись ненароком их разбить, поэтому вешали украшения очень аккуратно.

Аля не помнила ее, ведь она бросила нас, когда сестренке еще и трех лет не было, а вот я хранила в душе воспоминания, как мы наряжали елку с ней и отцом, когда у нас еще в семье все было хорошо…

Когда дома пахло хвоей, салатами и мандаринами…

Звучал наш звонкий смех, а по телевизору шли «Старые песни о главном»…

Я вздохнула и обернулась…

У нас в гостиной уже давно стояла огромная пушистая ель, наряженная самыми модными красивыми игрушками, но на ней висели также и те старые, дорогие моему сердцу украшения…

Я подошла к елке, взяла в руку синий домик и улыбнулась, ведь он был самым любимым воспоминанием из прошлого.

В паре к нему шел такой же красный, но он разбился…

Затем провела рукой по старым фонарикам квадратной формы, с цветными вставками внутри, и вздохнула.

Как же я их любила!

Ни одни новые неоновые и суперсовременные гирлянды не заменят мне вот эти неказистые на первый взгляд, но такие милые сердцу фонари.

— Мама, мама, Рыфик опять фипит на меня…

Детский голосок отвлек от раздумий.

Сидя на полу возле дивана на пушистом белом круглом ковре, Платон тянул руки с персидскому рыжему коту и строил рожицы, в ответ на это Рыжик лапой пытался защищаться.

— Платоша, не надо к нему приставать, видишь он не в духе…

Кот нам достался с характером, родословной и огромным количеством шерсти, которая во время линьки клоками валялась по всему дому.

Каждое утро он вальяжной походкой обходил свои владения, словно проверяя, ничего ли в его отсутствие не произошло, и, убедившись в том, что все на своих местах, заходил на кухню, запрыгивал на барный стул и молча ждал, когда его накормят.

Он очень не любил чрезмерного проявления внимания и любви в свою сторону, но Платон пока не понимал этого.

Я подошла к сыну, взяла его на руки и вернулась к окну.

Вес, конечно, уже у Платоши ощущался, ведь сыну было почти три года, ведь он родился немного раньше срока, но пока еще гинеколог не запрещал мне его носить на руках, хотя и не рекомендовал этого делать, ведь я уже была на четвертом месяце второй беременности…

И в этот раз мы ждали девочку…

— Смотри, — показала ему в сторону фонаря, — красиво?

— Класиво! — сказал с придыханием Платон и прижался ко мне.

Так мы и застыли на мгновение, наблюдая за снежинками, пока звонкий голосок не заставил вздрогнуть:

— Мама, а папа скоро велнется? Я соскучился… Он меня увидит?

В груди защемило, и слезы навернулись на глаза.

Боже, как же я хотела, чтобы Дима мог разглядеть каждую черточку милого личика, каждую складочку на теле любимого ребенка…

Но жизнь распорядилась иначе, и я не могла себе позволить быть слабой.

Я верила только в хорошее и не позволяла никому из нас впадать в уныние, ведь кто-то должен был сохранять позитивный настрой.

— Не знаю, — ответила честно.

Мы с Димой старались говорить Платону правду, насколько это было возможно, ведь, понимали, что скрывать ее от сына нельзя.

Он быстро взрослел и многое уже понимал.

Конечно, Дима видел сына, в принципе, просто не так четко и ясно, как обычные люди, но коррекция очками в его случае не помогала…

— Фалко… Я люблу его, пусть плиезжает сколее… Я его здууу..

— Я знаю, знаю, милый, — прижав его к себе, поцеловала сына в макушку. — И я его жду. А пока папы нет, я тебя пощекочу.

Повернувшись к Платону, подняла его руку и провела пальцами от подмышки вниз.

Сын рассмеялся, а в это время ворота открылись, и машина въехала во двор.

Автомобиль остановился возле входа в дом, из нее вышел Дима и направился к двери, а Виктор уехал.

Помощник Диме на постоянной основе нужен был только первый год, когда он практически ничего не видел, часто лежал в больницах, я сидела с ребенком, а родители Димы, как всегда были в разъездах, связанных с бизнесом.

А сейчас он вызывал его лишь для сопровождения в поездках, и, как водителя, чтобы он отвозил Диму на работу.

Он шел так же, как обычно ходил в полумраке, с палочкой и очень медленно, ком встал в горле, и я, натянув улыбку на лицо, настроилась принять любой результат.

Он зашел в дом, я выбежала из зала, Дима резко развернулся, и я все поняла…

Он видел! Он нас видел! Не знаю, насколько четко, но точно лучше, чем обычно. Даже взгляд его стал более ясным.

— Дима, Димочка, ты видишь?

— Да, вижу, намного лучше, без мутности и размытости, — он бросился нас обнимать, а я не смогла сдержать слез счастья.

— А, почему тогда ты с костылем шел?

Немного отстранившись от него, задала я внезапно возникший вопрос.

— Боялся оступиться. В темноте мне тяжело еще ходить, не привык.

Я улыбнулась, и по щеке предательски скатилась слеза.