Рыжий дьявол

— Но все же официального разрешения ты не имел, ведь так? А Монголия, как-никак, чужая страна, заграница.

— Да какая это заграница! — отмахнулся я, невольно повторяя слова Антона.

— Ладно, ты погоди. Есть еще третий пункт. Оказывается, ты в дороге вел религиозную „поповскую" пропаганду, что-то там болтал насчет Библии… Это было?

— Ну, допустим. Но это же было не всерьез! Я именно болтал, трепался…

— А зачем же ты все-таки трепался? — строго спросил он, глядя на меня поверх очков. — На такую тему? Да еще при нем, при Сергее… Неужели никто не предупредил тебя, что он — человек опасный?

И тотчас же с потрясающей точностью я вспомнил давнюю, ночную сцену в кузове экспедиционного грузовичка, ту самую, когда я после первого свидания с Катей вернулся к ребятам и получил жестокую отповедь… Осип Гринберг произнес тогда такую же точно фразу: „Сергей — человек опасный". Почему же я не прислушался к этим словам, не вник в их смысл, не внял предупреждению? Конечно, Сергей мстит мне за жену!

И только я об этом подумал, редактор тихо спросил, перегибаясь через стол:

— А с женой его, Катей, ты знаком?

— Немного…

— Путался с ней?

— Ну, чего уж вы так, — забормотал я, ерзая на стуле. — Причем здесь это?

— Ты не увиливай, говори начистоту! — сказал он. — Ведь если ты с ней путался, это объясняет все. Катерина, пойми, ненормальная. Какая-то нимфоманка, что ли… И в экспедиции все это знают. И побаиваются ее.

— Верно, — кивнул я задумчиво. — Я тоже заметил.

— Но боятся-то, главным образом, почему? Она беспрерывно затевает всякие истории, а потом сама же рассказывает обо всем Сергею.

— Ого! Странная семейка!

— Более чем странная. И ей он все прощает. А вот мужиков не щадит…

— Так значит, этот донос не первый?

— О, нет. Далеко нет! Сергей — человек очень опытный. У него точный прицел. Смотри, как он тебя бьет, какие обвинения навешивает! Но, конечно, самый тяжелый здесь третий пункт! Дух поповщины в рядах журналистов! Религиозный дурман, распространяемый одним из работников партийной прессы! Представляешь, как все это звучит?

Редактор снова снял очки. Потер покрасневшие веки. И с минуту мы молча смотрели друг на друга. Он был голубоглаз и светловолос, этот мой начальник. Но светлый цвет его волос скрашивал обильную седину, а голубые глаза давно уже выцвели. Я знал кое-что о его биографии, знал, что жестокая наша эпоха не пощадила и его, и сюда, в азиатскую эту глушь, он попал тоже не случайно… Но все же в отличие, скажем, от меня, он оставался главным редактором и отвечал за многое. И я видел, какой он был напряженный и измученный.

И еще я видел, чувствовал, что он хочет мне что-то сказать, но как бы не решается. И тогда я сам ему помог:

— Стало быть, мне, очевидно, придется уйти?

— Да. Очевидно, придется. — Редактор крякнул, развел руками. — Ничего не поделаешь…

И затем, помедлив:

— Какой ты все-таки невезучий! Поразительно! У меня здесь публика специфическая… Но ты, право же, перекрыл все рекорды. Разумеется, тебе надо уезжать. И вообще, с Южной Сибирью ты пока простись, перебирайся-ка лучше на Север!

* * *

А еще через час я сидел за столиком единственного в Кызыле ресторана. Как иные люди отмечают в кабаках праздники и торжественные даты, так и я привык отмечать в них свои личные катастрофы. И это уже превратилось у меня в своеобразный ритуал. Официанты меня здесь знали. Они все были русские и, наверное, тоже принадлежали к клану неудачников. Один из них учтиво склонился надо мной, и я процедил сквозь зубы: — Вина и фруктов!

— Слушаюсь, — весело осклабился официант. На минуту исчез. И появился, таща на подносе графинчик водки и соленые огурцы.

И я начал пить — завивать горе веревочкой… Проклятая жизнь, думал я. Да пропади оно все пропадом! Если и стрясется со всеми нами беда — не жалко. Чего, в сущности, жалеть? Все на свете давно уже прогнило, погрязло в дерьме…

Но помаленьку я успокоился, остыл. И после третьей рюмки начал думать о делах.

Как бы то ни было, мир пока еще не рухнул и жизнь продолжалась. И надо было приспосабливаться к ней, как-то устраиваться, бороться… Надо было отыскивать новые пути на этой гиблой, грешной, проклятой земле.

Часть третья. РЫЖИЙ ДЬЯВОЛ

ЗИГЗАГИ СУДЬБЫ

Надо было отыскивать новые пути на этой гиблой, грешной, проклятой земле… С Южной Сибирью все теперь было кончено — редактор рассудил правильно. И я сам это отлично понимал. После всего, что случилось, после хакасского скандала и этого тувинского доноса, меня не приняли бы отныне ни в одну из южных газет, даже в самую паршивую многотиражку… Да, конечно, надо было уезжать, и немедля Но куда? Куда?

Куда? В Москву? Но я же поклялся вернуться туда с триумфом, въехать, так сказать, на белом коне! Я пережил там достаточно унижений, и эта моя клятва была вполне резонной.

Нет, о Москве пока рано было думать. Час мой еще не пробил. И покуда я так или иначе должен был оставаться в Сибири. Ну, если не в Южной, так в Северной, редактор был прав и в этом. Тем более, что путь туда, к высоким широтам, был мне открыт и к тому же знаком…