Рыжий дьявол

Провожал меня Алексей. Было тихо, сумеречно, свежо. День еще только начинался, и небо было затянуто зеленой светлой мглой. И по зеленому этому полю — далеко, за селом — протекла, протянулась полоска зари. На ярко-красном ее фоне черно и четко выделялись силуэты сосен и крыш и низко кружащихся птиц. И, глянув туда, Алексей спросил, позевывая:

— Ты как до Абакана добираться думаешь — самолетом?

— Конечно. Если достану билет.

— Смотри, будет ветер…

— Плевать. Главное — побыстрее!

— Завидую я тебе. — Он вздохнул. — Новые места… Новые люди…

— Так и ты, старик, беги! Что тебя здесь, в конце концов, держит?

— Да я бы с радостью, — проговорил он задумчиво. — Только мать бросать жалко… Мы уж говорили… Она никуда не хочет! Здесь, твердит, мой дом и здесь я и помру, и желаю, чтоб ты меня похоронил над Енисеем… А года ведь у нее немалые. И здоровье плохое. Нет, куда уж там! Пока она еще жива, я остаюсь в проклятых этих Очурах. Вот скоро начну работать…

— Что? — сказал я быстро. — Работать? Ни в коем случае!

Он посмотрел на меня с изумлением.

— Да, да, — сказал я, — о работе и не думай! Пойми, чудак, кодла оставила тебя в покое только потому, что ты болен. И стало быть — не опасен.

— А в чем я вообще могу быть ей опасен?

— Ты друг Грача! А Грач, имей в виду, был действительно виновен… Так уж получилось… Это во-первых. И во-вторых, ты для кодлы все равно уже потерян, а знаешь много, слишком много!.. Но пока ты ходишь «в чокнутых» — это не страшно. С психа какой спрос? Словам его веры нет. Однако стоит тебе выздороветь, выйти на работу, — и все сразу изменится! Учти: Каин хоть и ушел отсюда, но связь со здешними ребятами имеет.

— Так что же, — пробормотал он в замешательстве, — я значит, теперь обречен?..

— Да. До тех пор, пока ты в Очурах. Уедешь, переменишь место — другое дело… Но здесь ты — законный псих. И таковым и должен оставаться!

— Но врач-то ведь все понимает, его я не смогу обмануть.

— Сможешь! Он-то как раз считает, что ты еще не вылечился полностью… Воспользуйся этим!

— Что ж я должен делать?

— Ну что… Придумай что-нибудь… Ходи по селу и изображай кипящий чайник.

* * *

В Алтайск я прибыл в ту самую пору, когда люди выходят на работу, когда открываются магазины и всякого рода забегаловки…

Велев шоферу остановиться у базара, я слез, попрощался с ним. И направился в «Чайную». Она была еще тиха, чиста и пустынна. Только один человек успел прийти сюда раньше меня. Он сидел неподалеку от входа — за угловым столиком. И при моем появлении привстал и поманил меня к себе.

Это был старший лейтенант милиции Хижняк.

В одной руке Хижняк держал рюмку водки, в другой — зажженную папиросу.

— Вот уж не думал, — сказал я ему, — что работники органов так начинают рабочий день!

— Они начинают по-всякому, — ответил тот, — и так тоже неплохо… Почему бы и нет? В Одессе шутят: «Тот, кто пьет с утра, чувствует себя, как король». Понимаете? Все вокруг суетятся, спешат делать карьеру, и только ему одному спешить некуда. Он уже всего достиг. Он уже — на вершине блаженства!

Хижняк произнес это с усмешечкой. Он пробовал шутить. Но вообще-то выглядел он неважно и казался еще более усталым, чем обычно. Лицо его осунулось, под глазами обозначились темные круги.

— И вы уже достигли блаженства?

— Пока еще нет, — ответил он, — попробуем достичь вместе… Присаживайтесь, наливайте.

И я охотно присел, и налил, и выпил. А потом, похрустывая свежим лучком (знаменитым местным «золотым»), я спросил:

— Что же с вами все-таки случилось? Видик у вас, должен признаться, такой, будто вы пьянствуете, по меньшей мере, вторые сутки.

— Вторые сутки не сплю, — сказал он. — Замотался вконец… Вот сейчас вернулся с операции и почувствовал: надо выпить. Иначе — помру.

— Так в чем же дело, если не секрет?..

— В чем дело? — он посмотрел на меня в упор. — Ну, что ж, вам я могу сказать. Но это уже — не для печати. Дело в том, что мы потеряли ценнейшего нашего агента. Ценнейшего! Такого провала давно уже не было… Помните, мы как-то говорили про одного здешнего жигана?

— Очевидно, вы имеет в виду этого вашего «блатного Азефа?» — проговорил я с перехваченным дыханием, чувствуя короткие, гулкие толчки заспешившего сердца. — Но что значит — потеряли?.. Он бежал? Исчез?

— Нет, найден убитым.

— Когда?

— Позавчера. Здесь, на окраине, на пустыре, есть овраг. И вот там мы его и нашли. Что с ним сделали! — он на мгновение зажмурился. — Экспертиза установила, что они заставили его есть собственное свое мясо…

Он умолк. Возникла тяжкая тишина. Я попробовал представить себе эту сцену… И не смог — почувствовал дурноту.

— Это не люди, — хрипло сказал Хижняк, — это звери. Даже хуже! Здешние места вообще считаются самыми трудными. И я это знал, когда меня направляли сюда. Но такого я все же предвидеть не мог. Я как бы попал в дикий, темный, какой-то пещерный мир…

Он налил себе рюмку доверху, через край, расплескивая по скатерти водку. Опрокинул ее в горло одним толчком. И, наморщась, задымил папиросой.

Какое-то время мы сидели так — думали каждый о своем… Потом Хижняк сказал: