Рыжий Орм

— Тогда дело плохо, — молвил Орм, — и хуже, чем я думал. Значит, болезнь уже у меня в крови.

Ильве казалось, что, может быть, все не так уж и опасно, но Орм принял это очень близко к сердцу. Все оставшееся время он лежал тихо и лишь угрюмо ворчал в ответ на ее болтовню. Зато Мирах и Токе, видно, нашлось о чем поговорить, и ладили они друг с другом все лучше.

Наконец Орм был как следует расчесан, и борода, и волосы, и Ильва довольно взглянула на свою работу.

— Теперь ты уже меньше похож на батрака, чем на хёвдинга, заметила она. — Редкая женщина теперь от тебя шарахнется, и за это благодари меня.

Она подняла его щит, повернув к Орму рукоятью, потому что со внутренней стороны он был не так порублен, подержала перед ним. Орм погляделся в щит и кивнул.

— Хорошая работа, — сказал он, — и лучше, чем можно было бы ждать от дочери конунга. Ты заслужила, чтобы я рассчитался с тобой тем украшеньем.

Он расстегнул ворот, снял ожерелье и протянул ей. Ильва вскрикнула, взяв его в руки и ощутив его тяжесть и видя его красоту, а Мирах оставила Токе и поспешно подошла поглядеть и тоже вскрикнула. Орм сказал Ильве:

— Надень его.

Она сделала, как он велел. Ожерелье было длинным и свисало до шнуровки ее лифа, и она поспешила поставить щит на скамью у стены и посмотреться в него.

— Его длины хватит, чтобы дважды обернуть вокруг шеи, — сказала она, не в силах оторваться от цепи. — Как его носят?

— Альмансур держал его в ларце, — сказал Орм, — и там никто не мог его видеть. А с тех пор как оно стало моим, я носил его под одеждой, пока оно не натерло мне шею, и не показывал его без нужды до нынешнего Йоля. И тогда мне от него сразу вышел вред. Теперь бесспорно оно нашло себе лучшее место; отныне, Ильва, оно твое, и можешь носить его так, как тебе больше нравится.

Она вцепилась в ожерелье обеими руками и глядела на Орма, широко раскрыв глаза.

— В уме ли ты? — сказала она. — Чем я заслужила такой дар? Благороднейшая из королев легла бы хоть с берсерком за худшее украшение, чем это.

— Ты хорошо меня причесала, — улыбнулся Орм. — А мы, потомки Ивара Широкие Объятья, или дарим хорошие подарки, или никаких.

Мирах тоже захотела примерить ожерелье, но Токе велел ей вернуться к нему и не трогать цепи, и у него уже стала над ней такая власть, что она подчинилась. Ильва сказала:

— Наверное, мне придется прятать его под одеждой, как и тебе; ведь мои сестры и все остальные женщины мне за него глаза выцарапают. Но почему ты отдаешь его мне, этого я понять не могу, хоть ты и потомок Ивара Широкие Объятья.

Орм вздохнул:

— Зачем оно будет мне, когда из меня вырастет трава? Теперь я знаю, что умру, если ни одна вошь на мне не живет; а я и прежде это предчувствовал. Могло бы статься и так, что ты получила бы его от меня, даже если я не был бы помечен смертью, но тогда я пожелал бы за него платы. Ты кажешься мне достойной такого украшения, и я надеюсь, сумеешь остеречься, если кто-то захочет выцарапать тебе глаза. Но мне больше бы хотелось жить и видеть его на тебе.

Глава 11 О гневе брата Виллибальда и о том, как Орм пытался свататься

В самом скором времени случилось так, как предупреждала Ильва: епископ начал захаживать с предложением окрестить обоих раненых, но успеха это не имело. Орм быстро вышел из себя и заявил, что хотел бы, чтобы его избавили от подобных разговоров, ибо он скоро умрет, а Токе сказал, что, со своей стороны, он ни в чем таком не нуждается, поскольку скоро выздоровеет. Епископ послал брата Маттиаса убеждать их с терпением и наставлять в вере; и когда тот несколько раз подвигнулся ознакомить их с вероисповеданием и не внял их просьбе оставить их в покое, Токе велел принести небольшое копье с узким и остро заточенным наконечником и лежал теперь, оперевшись на локоть и поигрывая копьем, когда брат Маттиас пришел в очередной раз их наставлять.

— Худое дело — нарушать мир в королевском доме, — сказал Токе, — но никто не попрекнет этим больных людей, вынужденных обороняться. И плохо — пачкать эти покои кровью такого толстого человека, как ты, ведь в тебе должно быть немало крови, но я, поразмыслив, решил, что если приколю тебя этим копьем к стенке, то крови выйдет не очень много. Для прикованного к постели это дело непростое, но я постараюсь, и произойдет это немедленно, как только ты раскроешь рот и понесешь чушь, от которой тебя просили нас избавить.

Брат Маттиас стоял бледный, простирая вперед руки и словно пытаясь что-то сказать, но дрожь пробежала по нему, и он поспешно попятился прочь из покоя и закрыл за собою дверь. С тех пор от него им больше не было беспокойства. Но брат Виллибальд, никогда не выказывавший ни малейших признаков страха, пришел как обычно, обработал раны и строго попенял, что они напугали брата Маттиаса.