Рыжик

Путешественники имели бодрый, здоровый вид. Бродячая жизнь понравилась Саньке, и он чувствовал себя прекрасно. Все время стояла чудная погода, и путники отлично проводили дни и ночи под открытым небом. Во время пути Рыжик не переставал восхищаться всем, что только не попадалось ему на глаза. К Раздольеву он привязался всем пылом детской души и не отходил от него ни на шаг. Полфунта оказался очень знающим человеком. На все вопросы Рыжика он отвечал так интересно и понятно, что мальчик готов был его слушать без конца. Полфунта держал себя по отношению к Саньке как добрый товарищ и делил с ним поровну каждый кусок. Если он замечал, что Рыжик задумался или грустит, он тотчас начинал шутить и выкидывать такие штуки, что мальчик покатывался со смеху и мгновенно забывал о своем горе.

Несомненно, что этот странный и никому не ведомый человек искренне привязался к Рыжику и сердечно полюбил его.

— Из тебя, брат, человек выйдет, — сказал он ему как-то раз, — ты мальчик способный… До балагана я тебя не допущу, а определю в такое место, что потом спасибо скажешь. Дай только до Одессы добраться. Жаль вот, что у тебя метрики нет… Ну, да мы вытребуем и это.

Рыжик на все был согласен. Слушая Полфунта, он млел от восторга и заранее строил в уме грандиозные планы.

И вот наконец они дошли до Киева. Благодаря тому, что они пришли в город вечером, древний Киев произвел не особенно сильное впечатление на Рыжика. Помимо этого, Полфунта почему-то избегал главных улиц, а ходил все какими-то закоулками да проулками. К девяти часам они пришли на вокзал. Вот здесь Рыжик насмотрелся диковин! Прежде всего его поразила громадная зала третьего класса, наполненная народом. Кого-кого только не было! И старики, и женщины, и солдаты, и дети, и купцы — все смешалось в одну шумливую, беспокойную толпу, на скамьях, на широких подоконниках — всюду, где только возможно было, лежали сундуки, мешки, узлы и чемоданы. Люди беспокойно сновали взад и вперед, о чем-то кричали, с кем-то переругивались; грудные дети оглашали громадную залу резкими криками.

Санька, попав в эту кашу, до того растерялся, что в первую минуту потерял даже способность соображать. В глазах у него зарябило, и голова закружилась.

— Что здесь? — спросил он у Полфунта, который взял его за руку.

— Здесь вокзал.

— Что это значит?

— А это значит, что отсюда народ уезжает по железной дороге, куда ему нужно. Вот мы, например, уедем в Одессу.

— А где дорога?

— Дорога вот там, за дверью, у которой швейцар стоит.

Полфунта подвел Рыжика к окну, усадил его и сказал:

— Вот здесь сиди и не трогайся с места! Смотри в окно и молчи…

— А ты? — обеспокоился Санька.

— А я пойду с кондукторами поговорю. Мы зайцами поедем, — добавил он шепотом.

— Как это — зайцами? — воскликнул Рыжик.

— Тсс!.. Экий ты какой! Молчи, потом все узнаешь.

— Ай-ай! Глянь-кось, что летит! — вдруг закричал Рыжик, увидавший в окно промчавшийся мимо паровоз.

— Вот это и есть машина, которая нас повезет.

— А как она летит?

— Паром.

— А лошадь где?

— Ах, боже мой!.. Ну ладно, потом я тебе все объясню, а пока сиди и не уходи отсюда, — сказал Полфунта и мгновенно исчез в толпе.

Санька уперся носом в стекло и во все глаза глядел на то, что делалось на полотне дороги. Там, по мнению Саньки, происходило нечто невероятное. Громадные фонари, как солнце, ярко освещали всю платформу и полотно дороги. Рельсы, сверкая сталью, длинными змеями уходили вдаль, то переплетаясь, то расходясь. Где-то вдали мерцали в ночном воздухе синие и красные огоньки. По платформе бегали люди в белых фартуках, с бляхами на груди, какие-то господа в фуражках с красными донышками и разный другой люд. Но не это занимало Рыжика. Его вниманием всецело овладел подходивший к платформе поезд. Два чудовищных глаза у паровоза и длинные движущиеся дома, наполненные пассажирами, до того его поразили, что он рот разинул от изумления и даже немного струсил.

— Ну что, как ты тут? — услыхал Рыжик голос Полфунта.

— Ай, что там делается! — воскликнул мальчик. — Ты посмотри, народу-то сколько!.. Куда это они бегут?

— Выходят из вагонов. Приехали, ну и выходят. Не ночевать же им.

— И мы так поедем?

— Поедем.

— Когда?

— Через полчаса. Только слушай: я тебя (тут Полфунта понизил голос до шепота) положу под скамейку. Ты лежи смирно и не шевелись. Я буду около. А как приедем, я тебе скажу, и ты вылезешь. Понял?

— Понял. Только бы поскорей.

— Успеешь, еще надоест тебе.

— А долго ехать мы будем?

— Долго, говорю — надоест.

В это время раздался звонок, и толпа, точно обезумев, ринулась к выходу. Поднялась невообразимая давка. Рыжику и Полфунту удалось первыми проскользнуть на платформу. Первыми они попали и в вагон.

— Скорее лезь! — прошептал Полфунта Рыжику и сам помог ему.

Санька мгновенно исполнил приказание. Затаив дыхание, он улегся комочком и закрыл даже глаза.

— Лежишь? — нагнулся к нему Полфунта.

— Лежу, — прошептал Санька.

— Ну и лежи знай! Я скажу тебе, когда вылезать. Кушать не хочешь?

— Хочу, — живо ответил мальчик, обладавший волчьим аппетитом.

— Хорошо! Погоди немного: пусть народ войдет; я побегу за булкой…